Читать «Все дороги ведут в Рим» онлайн - страница 17

Роман Буревой

– Наш Август большой забавник, – пролепетал бывший гладиатор, все еще держа блюдо с гусем в руках. – Он во всем хочет походить на Антонина Гету.

– Во всем? – изумился Кумий. – Ты, кажется, забыл, что Гету прикончил Каракалла, чтобы брат не мешал ему властвовать. Ты в самом деле захотел на арену, если делаешь подобные намеки.

Авреол побледнел и уронил блюдо на пол. Молоденькая женушка Авреола испуганно вскрикнула. Она ничего не понимала в том, что творится, и то пугалась, то начинала веселиться – всегда не к месту.

– Я же сказал: не трогай гуся! – с тоской воскликнул Кумий. – Такой жирный гусь…

– Да, обед не удался, – вздохнул император, поднимаясь. – Отправимся-ка мы в алеаториум. Авреол, не хочешь пойти с нами?

– Я, честно говоря, не играю, – признался Авреол.

– Разве можно жить и не играть? – нахмурил свои черные, будто нарисованные брови Постум. – Не играть, если играет твой император?

– Нет, ты не понял, Август! Я пойду. Непременно.

– Я так и знал, что ты собирался сегодня в алеаториум. И не забудь прихватить с собой десять тысяч сестерциев.

– Десять тысяч… – У Авреола пропал голос, и сенатор засипел. – Десять тысяч?

Он суетливо огляделся, будто отыскивал место, где можно взять эти десять тысяч.

– А почему бы и нет? – удивился Август. – Разве, будучи сенатором, ты не украл в десять раз больше? Неужели сноровки не хватило?

Император поднялся с ложа, напялил свой венок на хорошенькую головку хозяйки и взасос поцеловал ее в губы. Кумий на прощание хлопнул красотку по округлой попке.

Седой направился к выходу одновременно с Августом и в дверях сказал юноше тихо:

– Ты обращаешься с людьми недопустимо.

Но следовавший за ними Кумий расслышал упрек.

– Почему это недопустимо? – тут же запротестовал поэт. – Разве он кого-то ударил или посадил в карцер или пригрозил посадить? Если Авреолу нравиться лизать властительную задницу, пусть лижет, этого никто ему не может запретить. Или тебе нравится Авреол?

– Мне он не нравится. Но унижать людей нельзя. Ни сенатора Авреола, ни его жену. Никого.

– Я ее оскорблял? – изумился Кумий. – Я был сама галантность. Еще немного, и я бы ее трахнул, так она того хотела.

– Женщины к нему так и льнут, сам не знаю почему, – подтвердил Гепом.

– Человека легко низвести до положения скотины. В сто раз труднее вернуть ему утраченную гордость.

– О боги, – вздохнул Постум. – Философ, сразу видно, что ты прибыл издалека. Разве ты не знаешь знаменитую историю с «Декларацией прав человека»? Когда Кумий умирал от поноса в карцере, ему в камеру кинули ворох «Деклараций», чтобы он подтирался ими. У него был выбор: обосрать декларацию или свои штаны.

– Разве это сколько-нибудь умаляет декларацию? Это только умаляет исполнителей, Август.

– Ненавижу идеалистов, – прошептал Постум. – И знаешь за что? За то, что они обожают свои идиотские идеи куда больше, чем людей, которые страдают от бредовых теорий. Ты ведь любишь всякие дурацкие теории, которые сам и выдумываешь?