Читать «Голливуд» онлайн - страница 96
Чарльз Буковски
Где-нибудь в три-четыре ночи ему взбредало в голову пойти пошляться по помойкам. Я шел с ним. «Это мне пригодится». — «Но, Джон, это же дырявый башмак!» — «А мне надо».
Квартира его была забита всякой дрянью. Целые кучи барахла громоздились по всем углам. Чтобы сесть на диван, приходилось сперва скинуть узел какого-нибудь рванья. А стены были заклеены плакатами и газетными шапками. Что к чему — непонятно. Будто то были последние письмена последнего жившего на земле безумца. В подвале громоздились кипы книг, разбухшие от сырости, изъеденные плесенью. Их были тысячи. Все это он прочитал и остался в здравом уме. Ему, чтобы жить, из всего добра довольно было ботиночного шнурка, но в шахматы он бы переиграл кого угодно, а в драку с ним не стоило и ввязываться. Он был чудом. Я в те времена был полон жалости к самому себе, и он помог мне от нее избавиться. Мы здорово развлекались. В отсутствие жратвы я паразитировал на Большом Джоне Голте. Он был ко всему прочему и писателем. Но потом мне с этим делом повезло, а ему нет. Он мог вдруг сочинить потрясающее по силе стихотворение, а потом надолго умолкал, как будто ему нечего было больше сказать. «Я не хочу быть знаменитым, — объяснял он мне, — просто хочу хорошо себя чувствовать». Он был лучшим декламатором из всех, кого я знал, независимо от того, чужие это были стихи или его собственные. Он был прекрасен. Но потом, когда я поймал удачу, если мне приходилось упоминать где-нибудь имя Большого Джона Голта, я неизменно слышал в ответ: «Непонятно, что Чинаски углядел в этом громиле». Те, кто принимал меня вместе с моей писаниной, на дух его не терпели, и я уже начинал опасаться, что, может, сам-то для дураков пишу. Но что тут поделаешь. Птица парит в небе, уж ползает по земле, я меняю ленту на машинке. Как же здорово вновь встретиться с Большим Джоном Голтом. Он пришел с новой дамой.
— Это Лайза, — представил он ее. — Она тоже стихи пишет.
Лайза моментально почувствовала себя своей и принялась трещать без умолку. Она болтала и болтала, а Джон молча стоял рядом. Что-то в ней было от старомодной эмансипантки. Бог с ней, конечно, но эта порода поглощает слишком много кислорода, а в зале и так было не продохнуть. Она все чего-то плела и плела про то, что они с Джоном вместе читают, например. Слыхал ли я про Бэбса Дэниша? «Нет», — ответил я. Так вот, Бэбс Дэниш — черный, а она — женщина, и когда она его читает, надевает большие серьги и ужасно возбуждается, и серьги прямо ходуном ходят, и ее брат Тип подобрал для ее чтения специальное музыкальное сопровождение. Мне обязательно надо ее послушать.
— Хэнк не ходит на вечера мелодекламации, — сказала Сара. — Но я слышала Бэбса Дэниша, и он мне очень понравился.
— Мы с Джоном и Бэбсом выступаем в следующую среду, придете?
— Приду, наверное, — сказала Сара. И она наверное придет.
Тут я внимательно посмотрел на Джона Голта. Он выглядел очень дружелюбным и добрым, но в глубине глаз я заметил боль, которой раньше не было. Для человека, желающего быть счастливым, он выглядел не вполне соответствующим образом. Он, скорее, походил на шахматиста, потерявшего в дебюте задарма две пешки.