Читать «Привет от Вернера» онлайн - страница 32
Юрий Иосифович Коринец
Гизи сказала, что мы будем два эскимоса: муж и жена. Только это секрет. Чтоб никто не знал. И я согласился. Мы стали быстро строить. Работы хватало! Гизи обрабатывала стены и крышу, а я в сугроб вкапывался. Чтоб можно было влезать. А то что это за дом, если в него нельзя влезать!
Ляпкин сошел со своих лыж, взял их под мышку и подошел к нам – смотреть, как мы строим. Он смотрел и сопел.
– Я тоже хочу делать дом, – сказал вдруг Ляпкин.
– Ты не сможешь! – возразил я. – И у тебя лопаты нет!
– Я буду лыжей копать!
– Не сможешь ты лыжей копать!
И Ляпкин стал совсем грустный.
Я объяснил Гизи, чего он хочет, и Гизи сказала:
– Пусть!
Пусть он будет наш сын. И копает с нами. У эскимосов дети всегда с родителями копают.
Я не очень хотел, чтоб он был наш сын, но уж ладно. Раз Гизи так хочет.
– Ты хочешь быть наш сын? – спросил я. – Тогда будешь копать!
– Хочу! – повеселел Ляпкин.
– Ты должен ее звать «мутти», а меня «фати» – это по-немецки, – сказал я. – Потому мы твои мать и отец!
– Ладно, – сказал Ляпкин.
– Скажи: «Ладно, фати».
И Ляпкин сказал:
– Ладно, фати.
И я ему дал свою лопату, чтобы он снег отгребал. Сам я лыжей вкапывался внутрь дома. А Гизи стала окна прокапывать. Работа у нас пошла быстро. Замечательно пошла работа! Только кончилась она не замечательно, вот что. Но это все сын был виноват. Недаром я не хотел его в сыновья брать.
Скоро дом был готов. Круглый дом с двумя окнами. И с трубой! Трубу, конечно, я сделал. А Гизи сделала окна. А Ляпкин снег отгребал, а потом стены обтесывал. А потом мы с Гизи туда залезли. А для Ляпкина места не хватило. Но ведь это не страшно, правда? Сын ведь может и на улице погулять. Ему полезно. Я ему так и сказал. Я сказал, что завтра мы дом расширим, и тогда он сможет в нем сидеть сколько хочет. А он хотел сейчас залезть в дом.
– Я хочу сейчас залезть! – сказал он.
– Ты же сын и должен слушаться родителей! – сказал я.
– Я хочу в дом! – захныкал Ляпкин.
– Скажи: «Фати и мутти, я хочу домой!»
– Фати и мутти, я хочу домой! – захныкал Ляпкин.
– Погуляй немножко, сынок! – сказал я. – Тебе полезно воздухом подышать!
– Я не хочу дышать! – топнул ногой Ляпкин. – Хочу в дом! – и заплакал.
– Er ist ja mit einer Trane im Knopf loch! – сказала Гизи. (Это значит: «Он со слезой в петлице». Так говорят про человека, который сразу плачет.)
– Lass das Kind herein, Fati! – сказала Гизи.
– Ну ладно, ребеночек! – сказал я, вылезая. – Иди посиди немножко!
– Я не ребеночек! – сказал Ляпкин.
Он залез в дом и надулся, упершись головой в стенку.
– Ты не упирайся в стенку-то! – сказал я.
А он еще больше уперся!
– Что ты за сын такой непослушный! – сказал я. – Сломаешь стенку! Говорят тебе: нагнись!
– Я не сын! – сказал Ляпкин. – И стенка моя! Я делал стенку!
– Как – твоя? Это мы вместе делали – значит, общая!
– Нет, моя! – крикнул Ляпкин.
Он так уперся головой в стенку, что она рухнула! Весь дом рухнул! Ляпкин выскочил из сугроба весь в снегу и сразу побежал прочь. Побоялся, что я его стукну.
Я помог Гизи выбраться и отряхнул с нее снег. Ну, скажите: разве можно такого человека, как Ляпкин, в сыновья брать? Разве он может быть настоящим сыном? Не может! Мелкий собственник он, а не сын! Вот что! И я отшвырнул ногой его лыжу.