Читать «Доктор Паскаль» онлайн - страница 191
Эмиль Золя
– Да, уж правду сказать, хозяин потому и помер, что вы уехали, барышня.
Выйдя из оцепенения, Клотильда пыталась оправдаться:
– Но ведь он сам настаивал на моем отъезде, требовал, чтобы я уехала.
– Ну, еще бы, а вы, видно, обрадовались, коли ничегошеньки не поняли… В ночь перед вашим отъездом я застала хозяина в слезах, он едва не задохся, так горевал; а когда я хотела сказать вам об этом, он мне запретил. А потом, когда вы уехали, я многое замечала. Каждую ночь все начиналось сызнова, он зубами скрежетал, а не хотел написать и вызвать вас… Вот от чего он и помер! Это чистая правда!..
И тут Клотильда все поняла. Счастье и горе разом нахлынули на нее. Боже мой! Так это было правдой, то, что она заподозрила однажды? Но потом Паскаль горячо, упорно настаивал на ее отъезде, и она поверила, подумала, что он не лжет, и когда настал час выбрать между ней и работой, он, как ученый, у которого любовь к творчеству берет верх над любовью к женщине, искренне предпочел работу. А между тем он лгал, и такова была его преданность, его самоотречение, что он пожертвовал собой ради ее счастья, как он его понимал. Роковое стечение обстоятельств привело его к ошибке; он обрек их всех на страдание.
И Клотильда снова оправдывалась, приходила в отчаянье:
– Но как я могла знать! Ведь я исполнила его волю, я вложила всю мою любовь в покорность.
– Уж я бы на вашем месте догадалась! – вскричала Мартина.
Тут вмешался Рамон. Он участливо взял руки Клотильды в свои и объяснил ей, что горе могло ускорить неизбежный исход, но учитель, к сожалению, был все равно обречен. Застарелая болезнь сердца, чрезмерная работа, некоторое влияние наследственности и, наконец, поздняя страсть – и его бедное сердце не выдержало.
– Пойдемте к нему, – сказала Клотильда, – я хочу его видеть.
Наверху ставни были закрыты, и в комнату не проникал даже скудный сумеречный свет. Две восковые свечи горели в канделябрах на ночном столике в ногах кровати. Они слабо освещали лицо Паскаля. Он лежал вытянувшись, со сложенными на груди руками, Рамон и Мартина благоговейно закрыли ему глаза. По спокойному, хотя и посиневшему лицу в рамке седых кудрей и бороды его можно было принять за спящего. Он умер каких-нибудь полтора часа тому назад. Теперь на него снизошло беспредельное умиротворение, вечный покой.
Увидев его таким, поняв, что он больше ее не услышит, не увидит, что отныне она одинока, и, поцеловав его в последний раз, потеряет навсегда, Клотильда, убитая горем, упала на постель и зашептала с глубокой нежностью:
– О, учитель, учитель, учитель…
Она приложилась губами ко лбу умершего; и так как тело еще не остыло, храня живое тепло, в ней на миг проснулась надежда, она поверила, что он почувствует ее последнюю долгожданную ласку. Вот он лежит недвижим и словно улыбается, счастливый, что может наконец умереть, дождавшись их обоих – ее и ребенка, которого она носит в себе. Но тотчас же, изнемогая под бременем страшной действительности, она снова заплакала навзрыд.
Вошла Мартина с лампой в руках и поставила ее в стороне, на угол камина. Она услыхала, как Рамон, встревоженный отчаянием Клотильды, опасным при беременности, уговаривал молодую женщину.