Читать «Цветы зла» онлайн - страница 13

Шарль Бодлер

ЧИТАТЕЛЮ

Ошибки, глупость, грех и скупость чередою Наш занимают ум и заражают кровь; Раскаянью даем мы пищу вновь и вновь, Как труп дает червям насытиться собою. Погрязнувши в грехах, мы каемся уныло; Признанья продаем высокою ценой, И весело бредем мы прежнею тропой, Поверив, что слеза все пятна наши смыла. А на подушке зла Алхимик чудотворный Баюкает всю ночь наш ослепленный ум, И девственный металл намерений и дум Весь испаряется в руке его упорной. Сам Дьявол держит нить судеб и правит нами; В предметах мерзостных находим прелесть мы И к Аду каждый день спускаемся средь тьмы На шаг, без ужаса, зловонными ходами. Как, уплативши грош, развратник распаленный Целует древнюю, измученную грудь, Так жаждем тайный плод украсть мы где-нибудь И соки выжать все из старого лимона. Червями мерзкими киша и расползаясь, В мозгах у нас живет разгульных бесов рой. С дыханием к нам Смерть невидимой рекой Стекает в легкие, со стоном разливаясь. И только потому убийства и поджоги Не вышили еще забавных вензелей По сумрачной канве бесцветных наших дней, Что мало смелости дано душе убогой. Но там, где тигры спят и вьются клубом змеи, Средь тварей без числа, среди чудовищ всех, Чей слышен визг, и вой, и хрюканье, и смех, В зверинце мерзостном пороков, есть гнуснее И злее всех один — его не извести нам! Размерен шаг его, и редко слышен крик, Но хочется ему разрушить землю в миг, И мир он проглотить готов зевком единым. То Скука! — Омрачив глаза слезой неверной, Она готовит казнь, склонясь над чубуком. Читатель, этот бес давно тебе знаком — О ближний мой и брат, читатель лицемерный!

Сплин и идеал

БЛАГОСЛОВЕНИЕ

Когда является, по воле Провиденья, Поэт в обителях тумана и тоски, То мать несчастная его полна хулений И Господа клянет, сжимая кулаки: — «О, лучше б родила я змей клубок шипящий, Чем столь позорное кормить мне существо, И проклята будь ночь с усладой преходящей, Когда на горе мне я зачала его. Коль средь всех прочих жен, Тобою пощаженных, Супругу в тягость быть Ты предназначил мне, И если не могу, как тайне строк влюбленных, Уроду жалкому могилу дать в огне, Я на орудие Твоих расправ и гнева Твою всю ненависть сторицей изолью И так ствол искривлю отравленного древа, Что уж не распустить листву ему свою!» Так злобных слов своих она глотает пену, Не ведая Творцом назначенных путей И для себя сложив на дне глухой Геенны Костры, сужденные проступкам матерей. Но под опекою незримой Серафима Впивает сирота луч солнца огневой, И в пище и питье, оставленных другими, Находит манну он и нектар золотой. Играет с ветром он, беседует с грозою И радостно идет по крестному пути; И слыша, как поет он птицею лесною, Не может слез своих Хранитель скрыть в груди. Все те, кого любить он хочет, боязливо Глядят иль, осмелев от звука первых слов, Хотят исторгнуть стон из жертвы незлобивой И пробуют на нем укус своих зубов. Они, чтоб отравить вино его и пищу, Готовят тайно смесь из пепла и плевков, И с мнимым ужасом бегут его жилища, Жалея, что пошли вослед его шагов. Жена его кричит на шумных стогнах мира: — «Коль он за красоту меня боготворить Способен, буду я как древние кумиры, И должен он меня теперь озолотить! Упьюсь его мольбой и миррою смиренной, Заставлю предо мной колена преклонить, Чтоб знать, дано ли мне в душе, навеки пленной, Святой престол богов со смехом осквернить. Когда ж мне надоест безбожно с ним возиться, Я руку положу свою к нему на грудь, И ногти, схожие с когтями хищной птицы, Смертельный проложить сумеют к сердцу путь. Как малого птенца, что бьется средь мучений, Я сердце красное из жертвы извлеку, И, псу любимому давая на съеденье, На землю я его с презрением швырну!» Но руки к небесам, где пышный трон сверкает, Задумчивый Поэт молитвенно воздел, И молнии ума от глаз его скрывают И буйную толпу, и собственный удел: — «Благословен наш Бог, дающий чадам сирым Боль в исцеление душевных гнойных ран И тем живительным и чистым эликсиром Готовящий святых к блаженству райских стран. Я знаю, мой Господь, что примешь Ты поэта В ряды победные Твоих святых дружин, И место на пиру бессмертия и света Среди Архангелов займет лишь он один. Я ведаю, что боль единственная слава, Чей вечный блеск землей и адом пощажен; И нужно, чтоб создать венцов незримых сплавы, Богатства всех миров и дани всех времен. Все драгоценности исчезнувшей Пальмиры, Металлы редкие, жемчужины морей, Сравниться б не могли с моей святой порфирой И с ослепительной короною моей. Ведь сотворишь ее из чистого сиянья Чертогов, где лазурь извечная светла, Нашедшего в глазах земных Твоих созданий Лишь омраченные, слепые зеркала!»