Читать «Юлиан Отступник» онлайн - страница 92

Дмитрий Сергеевич Мережковский

– Сильный будет низвержен, – проговорил иерофант, указывая на сердце ягненка, еще теплое. – Страшная смерть…

– Кто? – спрашивал Юлиан. – Я или он?

– Не знаю.

– И ты не знаешь?..

– Цезарь, – произнес старик, – не торопись. Сегодня ночью не решайся ни на что. Подожди до утра: предназнаменования сомнительны – и даже…

Не договорив, принялся он за другую жертву – за гуся, потом за орла. Сверху доносился шум толпы, подобный шуму наводнения. Раздавались удары лома по железным воротам. Юлиан ничего не слышал и с жадным любопытством рассматривал окровавленные внутренности: в почках зарезанной курицы надеялся увидеть тайны богов.

Старый жрец, качая головой, повторил:

– Ни на что не решайся: боги молчат.

– Что это значит? – воскликнул цезарь с негодованием. – Нашли время молчать!..

Вошел Ногодарес, с торжествующим видом:

– Юлиан, радуйся! Эта ночь решит судьбу твою. Спеши, дерзай – иначе будет поздно…

Маг взглянул на иерофанта, иерофант на мага.

– Берегись! – проговорил елевсинский жрец, нахмурившись.

– Дерзай! – молвил Ногодарес.

Юлиан, стоя между ними, смотрел то на того, то на другого в недоумении. Лица обоих авгуров были непроницаемы; они ревновали его друг к другу.

– Что же делать? Что же делать? – прошептал Юлиан.

Вдруг о чем-то вспомнил и обрадовался:

– Подождите, у меня есть древняя сибиллова книга О противоречии в ауспициях. Справимся!

Он побежал наверх в книгохранилище. В одном из проходов встретился ему епископ Дорофей в облачении, с крестом и Св. Дарами.

– Что это? – спросил Юлиан, невольно отступая.

– Св. Тайны умирающей жене твоей, цезарь.

Дорофей пристально взглянул на пифагорейскую одежду Юлиана, на бледное лицо его с горящими глазами и окровавленные руки.

– Твоя супруга, – продолжал епископ, – желала бы видеть тебя перед смертью.

– Хорошо, хорошо – только не сейчас – потом… О, боги! Еще дурное знамение. И в такую минуту. Все, что делает она, – некстати!..

Он вбежал в книгохранилище, начал шарить в пыльных свитках. Вдруг послышалось ему, что чей-то голос явственно прошелестел ему в ухо: «дерзай! дерзай! дерзай!»

– Максим! Ты? – вскрикнул Юлиан и обернулся.

В темной комнате не было никого. Сердце его так сильно билось, что он приложил к нему руку; холодный пот выступил на лбу.

– Вот чего я ждал, – проговорил Юлиан. – Это был голос его. Теперь иду. Все кончено. Жребий брошен!

Железные ворота рухнули с оглушающим грохотом. Солдаты ворвались в атриум. Слышался рев толпы, подобный реву зверя, и топот бесчисленных ног. Багровый свет факелов блеснул сквозь щели ставней, как зарево. Нельзя было медлить. Юлиан сбросил белую пифагорейскую одежду, облекся в броню, в цезарский палудаментум, шлем, подвязал меч, побежал по главной лестнице к выходным дверям, открыл их и вдруг явился перед войском с торжественно ясным лицом.

Все сомнения исчезли: в действии воля его окрепла; никогда еще в жизни не испытывал он такой внутренней силы, ясности духа и трезвости. Толпа это сразу почувствовала. Бледное лицо его казалось царственным и страшным. Он подал знак рукою – все притихли.