Читать «Юлиан Отступник» онлайн - страница 150
Дмитрий Сергеевич Мережковский
Озаренное солнцем, исполинское изваяние Аполлона Дафнийского возвышалось посередине храма: тело – слоновая кость, одежда – золото, как у Фидиева в Олимпии. Бог, слегка наклоняясь, творил из чаши возлияние Матери Земле с мольбой о том, чтобы она возвратила ему Дафну.
Налетела легкая тучка, тени задрожали на золотистой от старости слоновой кости, и Юлиану показалось, что бог наклоняется к ним с благосклонной улыбкой, принимая последнюю жертву последних поклонников дряхлого жреца, императора-богоотступника и глухонемого сына пророчицы.
– Вот моя награда, – молился Юлиан, с детскою радостью, – и не хочу я иной, Аполлон! Благодарю тебя за то, что я проклят и отвержен, как ты; за то, что один я живу и один умираю, как ты. Там, где молится чернь, – бога нет. Ты здесь, в поруганном храме. О, бог, осмеянный людьми, теперь ты прекраснее, чем в те времена, когда люди поклонялись тебе! В день, и мне назначенный Паркою, дай соединиться с тобою, о, радостный, дай умереть в тебе, о, Солнце, – как на алтаре огонь последней жертвы умирает в сиянии твоем.
Так молился император, и тихие слезы струились по щекам его, тихие капли жертвенной крови падали, как слезы, на потухающие угли алтаря.
XIII
В Дафнийской роще было темно. Знойный ветер гнал тучи. Ни одной капли дождя не падало на землю, сожженную засухой. Лавры трепетали судорожно черными ветками, протянутыми к небу, как молящие руки. Титанические стены кипарисов шумели, и шум этот был похож на говор гневных стариков.
Два человека осторожно пробирались в темноте, вблизи Аполлонова храма. Низенький, – глаза у него были кошачьи зеленоватые, видевшие ночью, – вел за руку высокого.
– Ой, ой, ой, племянничек! Сломим мы себе шею где-нибудь в овраге…
– Да тут и оврагов нет. Чего трусишь? Совсем бабой стал с тех пор, как крестился!
– Бабой! Сердце мое билось ровно, когда в Гирканийском лесу хаживал я на медведя с рогатиной. Здесь не то! Болтаться нам с тобой бок о бок на одной виселице, племянничек!..
– Ну, ну, молчи, дурак!
Низенький снова потащил высокого, у которого была огромная вязанка соломы за плечами и заступ в руке. Они подкрались к задней стороне храма.
– Вот здесь! Сначала заступом. А внутреннюю деревянную обшивку руби топором, – прошептал низенький ощупывая в кустах пролом стены, небрежно заделанный кирпичами.
Удары заступа заглушались шумом ветра в деревьях. Вдруг раздался крик, подобный плачу больного ребенка.
Высокий вздрогнул и остановился.
– Что это?
– Сила нечистая! – воскликнул низенький, выпучив от ужаса зеленые кошачьи глаза и вцепившись в одежду товарища. – Ой, ой, не покидай меня, дядюшка!..
– Да это филин. Эк перетрусили!
Огромная ночная птица вспорхнула, шурша крыльями, и понеслась вдаль с долгим плачем.
– Бросим, – сказал высокий. – Все равно не загорится.
– Как может не загореться? Дерево гнилое, сухое, с червоточиной; тронь – рассыплется. От одной искры вспыхнет. Ну, ну, почтенный, руби – не зевай!
И с нетерпением низенький подталкивал высокого.
– Теперь солому в дыру. Вот так, еще, еще! Во славу Отца и Сына и Духа Святого!..