Читать «Юлиан Отступник» онлайн - страница 103
Дмитрий Сергеевич Мережковский
– Где взял?
– Конечно, в лавке Сирмика у Констанциевых Бань – за кого ты меня принимаешь? – Можно бы сделать из этого длинный тарантинидион. Ты только представь себе что вышито на подоле! Ну, как ты думаешь, что?
– Почем я знаю. Цветы, звери?..
– Не цветы и не звери, а золотом с разноцветными шелками вся история циника Диогена, нищего мудреца жившего в бочке.
– Ах, должно быть, красиво! – воскликнула наездница. – Приходи, приходи непременно. Буду ждать.
Зефирин взглянул на водяные часы – клепсидру, стоявшую в углублении стены, и заторопился.
– Опоздал! Еще забежать к ростовщику по делу матроны, к ювелиру, к патриарху, в церковь, на службу. Прощай, Крокала!
– Смотри же, не обмани, – закричала она ему вслед и погрозила пальцем: – шалун!
Иподиакон, со своим рабом, нагруженным покупками исчез, поскрипывая сафьянными полусапожками.
Вбежала толпа конюхов, наездников, танцовщиц, гимнастов, кулачных бойцов, укротителей хищных зверей. С железной сеткой на лице, гладиатор Мирмиллон накаливал на жаровне толстый железный прут для укрощения только что полученного африканского льва; из-за стены слышалось рыканье зверя.
– Доведешь ты меня до гроба, внучка, и себя до вечной погибели. – О-хо-хо, поясница болит! Мочи нет!
– Это ты, дедушка Гнифон? Чего ты все хнычешь? – промолвила Крокала с досадою.
Гнифон был старичок, с хитрыми слезящимися глазками, сверкавшими из-под седых бровей, которые шевелились, как две белые мыши, – с носом темно-сизым, как спелая слива; на ногах у него пестрели заплатанные лидийские штаны; на голове болталась фригийская войлочная шапка, в виде колпака, с перегнутой наперед остроконечной верхушкой и двумя лопастями для ушей.
– За деньгами приплелся? – сердилась Крокала. – Опять пьян!
– Грех тебе так говорить, внучка. Ты за мою душу ответ Богу дашь. Подумай только, до чего ты меня довела! Живу я теперь в предместье Смоковниц, нанимаю подвальчик у делателя идолов. Каждый день вижу, как из мрамора высекает он, прости Господи, образины окаянные. Думаешь, легко это для доброго христианина? А? Утром глаз не продерешь, – уж слышишь: тук, тук, тук, колотит хозяин молотком по камню, и выходят, одни за другими, гнусные белые черти, проклятые боги точно смеются надо мной, корчат бесстыдные хари! Как же тут не согрешить, с горя в кабак не зайти да не выпить? О-хо-хо! Господи, помилуй нас грешных! Валяюсь я в скверне языческой, как свинья во гноище. И ведь знаю все с нас взыщется, все до последнего кадранта. А кто спрашивается, виноват? Ты! У тебя, внучка, куры денег не клюют, а ты для бедного старика…
– Врешь, Гнифон, – возразила девушка, – вовсе ты не беден, скряга! У тебя под кроватью кубышка…
Гнифон в ужасе замахал руками:
– Молчи, молчи!
– Знаешь ли, куда я иду? – прибавил он, чтобы переменить разговор.
– Должно быть, опять в кабак… А вот и не в кабак, кое-куда похуже, – в капище самого Диониса! Храм, со времени блаженного Константина, завален мусором. А завтра, по августейшему повелению кесаря Юлиана, открывается вновь. Я и нанялся чистить. Знаю, что душу погублю и ввержен буду в геену. А все-таки соблазнился. Потому наг есмь и нищ, и гладен. Поддержки от собственной внучки не имею. Вот до чего дожил!