Читать «В тесном кругу» онлайн - страница 4
Буало-Нарсежак
— Если ты это сделаешь, я с тобой перестану разговаривать!
Но, дорогая моя, твои приезды в Пор–Гримо можно пересчитать по пальцам.
— Ну и что? Это немножко и мой дом, не так ли?
За такие возгласы, вырывающиеся из глубин ее души, я готов отдать все, но слышу их редко, не чаще раза в год. Я притворяюсь, что серьезно решил продать дом, и привожу свои аргументы: большой непроизводительно замороженный капитал, новые финансовые проекты и т. д. Я знаю, она любит деньги, тратит их как сумасшедшая, и подобные аргументы способны ее пронять. Они кажутся ей отчасти убедительными, но она начинает доказывать, что Пор–Гримо — отличное вложение капитала. Я утверждаю обратное, мы начинаем спорить. От нее я слышу только брань, упреки, сарказм, со мной она не церемонится. Я — Жорж на побегушках, старый друг матери; когда я опускаю чек в ее сумочку, Эвелина иногда слегка касается губами моей щеки — «Тсс–с, не стоит об этом кричать», — она относится ко мне, как к старому псу, а в кругу своих приятелей называет меня, наверное, хрычом или старой перечницей…
Ладно, я отвлекся. Благодаря Пор–Гримо я продолжаю существовать для Эвелины, а значит, и для себя. Вот почему я терплю визиты возможных покупателей. Мадам Сипонелли из агентства по продаже недвижимости водит их из комнаты в комнату, воздерживаясь от комментариев и предоставляя покупателям восхищаться. Я прячусь в спальне для гостей, оставляя дверь приоткрытой, чтобы слышать их разговоры. Обычно это — супружеская пара. Муж, который в курсе цен, ограничивается нечленораздельным ворчанием, жена не умолкает:
— Прелестно, просто прелестно! И какой красивый вид… Этот маленький садик… Все с таким вкусом… Анри, что ты молчишь?
Муж практично и немного враждебно спрашивает:
— А гостиная сколько метров?
— Двадцать три квадратных метра, — отвечает мадам Сипонелли. — Первый этаж вместе с террасой — сорок два метра. Этот типовой домик называется «хижина рыбака».
Шепот, они советуются, я прислушиваюсь. Зависть возможных покупателей показывает, что я был прав, купив этот дом, его есть за что любить, и Эвелина рано или поздно тоже полюбит. Голоса удаляются, супруги останавливаются на берегу канала. Женщина долго разглядывает фасад. Подсматривая из–за занавески, я догадываюсь, что она бормочет: «Как жаль».
Слышишь, Эвелина? Для этих прохожих я совершенно счастливый человек. Когда снова увидимся в Гренобле, я скажу, чтобы тебя поддразнить: «Чуть не продал дом», а ты ответишь: «Я тебя ненавижу» — такие жалкие крохи любви только и перепадают мне.
Утренний Пор–Гримо, раскрашенный, нарумяненный, полный туристов, мне не нравится. Я предпочитаю ночной, весь в легких отблесках, полный тайны. Чувствуешь присутствие моря, днем оно не более чем прирученная вода. Море начинает жить только в сумерки, жизнью скрытой, полной тихих всплесков, легкого шуршания прибоя, нежных прикосновений ветра. Оно ласкает полуночников. Медленно возвращаюсь к себе. Бросаю взгляд на яхту, несколько раз я ночевал на ней. Старый рыбак в измятой яхтсменской фуражке, присматривающий за яхтой, отдает мне по–военному честь. Это реальность… Еще с террасы слышу телефонный звонок, конечно Берта, она будет звонить, пока я не отвечу, лучше уж покончить сразу.