Читать «В тесном кругу» онлайн - страница 34
Буало-Нарсежак
— Алло, Массомбр? Это Бланкар.
Жеманным, ласково мурлыкающим голосом осведомляюсь:
— Я вас не отрываю?
Конечно отрываю. Догадываюсь по его покашливанию, по манере подыскивать слова. Я привлекаю его внимание сюрпризом.
— Жак Месль — вам это что–нибудь говорит?
— Жак Месль? Кажется, да. Я читал его статьи в прессе, кажется, в «Дофине».
— Нет, в «Лионском прогрессе». Вы можете навести о нем справки?
— Нет проблем. Обычно он занимается экологией. Позвоните мне завтра днем. Есть новости о малышке. Она сняла квартирку на пятом этаже в новом доме на улице Лашманн, в квартале Иль–Верт, знаете, рядом с парком.
— Но это должно стоить бешено дорого. Откуда у нее деньги?
— Не знаю, но узнаю. Будьте спокойны, мой агент не упускает ее из виду. Вы меня извините, у меня клиенты.
Откуда у нее деньги? Вопрос застрял у меня как кость в горле, и надолго. Если бы я себя послушался, я вскочил бы в машину и отправился в эту квартирку. К счастью, пошел снег и быстро темнело. Ну и что! Спорю сам с собой, пытаюсь себя удержать, вырываюсь. Сам себя загоняю в угол. И все это сидя в кресле, выкуривая сигарету за сигаретой. В голубом дыму прогуливается, даже не взглянув на меня, Эвелина. Привидения не знают благодарности. Невозможно описать все переживания старого одинокого холостяка. Назначаю сам себе свидание на завтра, по возвращении с похорон, за этим столом, у листа бумаги.
…А, похороны! Нельзя сказать, что к нам отнеслись с большой симпатией. Было много народу, родственники и друзья покойного, клиенты и деловые партнеры Берты, делегация рабочих, зеваки, журналисты, Марез (ну и нахал), простуженный Дебель, Лангонь с отсутствующим взглядом за стеклами очков, Эвелина в спортивной куртке с капюшоном и узеньких брючках. Маленькая церковь Кремье с трудом вместила эту разношерстную толпу. Я встал в задних рядах, не желая показываться рядом с Бертой, и слушал весьма откровенные шушуканья. Общее мнение было против нас, и короткое слово священника над гробом не принесло мира. Доносились злые слова: «нажива», «опасная мода», «тщеславие», которые могут произвести неприятное впечатление даже в самой продуманной надгробной речи. Кладбище, покрытое снегом, выглядело зловеще, и тяжелая повинность выражения соболезнований закончилась быстро. Продрогшая Берта пригласила Эвелину, Лангоня и меня в ближайшее к стоянке кафе выпить грогу.
Марез нас опередил. Изрядно захмелевший, он стоял у стойки и приветствовал нас широким жестом, потом поднял стакан и громко, чтобы все слышали, сказал:
— За лыжи «комбаз»!
— Уйдем отсюда, — пробормотал Лангонь.
Но Берта выбрала столик в углу и заказала четыре грога.
— Мама, хочешь, я пойду успокою его, — прошептала Эвелина.
— Оставь, — ответила Берта, — если ему хочется устроить спектакль, пусть.
Марез разглагольствовал перед несколькими посетителями, украдкой поглядывающими на нас. Время от времени он повышал голос, и вдруг мы услышали фразу, заставившую Берту побледнеть: «А я утверждаю, что его убили». Бармен попросил его говорить тише, и остальные слова потонули в шуме голосов.