Читать «Вся жизнь» онлайн - страница 32

Два дня Эггер, скрючившись, просидел вместе с другими двумя пленными в наспех сколоченном и обитом изнутри войлоком деревянном ящике шириной полтора на полтора метра, а высотой едва ли в половину человеческого роста. Большую часть времени он, глядя наружу сквозь щель, пытался по движениям русских солдат уловить хоть какой-то намек на свое будущее. На третий день солдаты с жутким треском вытащили гвозди из досок, одна стенка упала, и зимний свет так сильно ударил в глаза, что Эггер испугался: а сможет ли он вообще когда-нибудь их открыть? Он смог, но острое воспоминание об ослепляющем ярком свете, который отныне сиял для него даже ночами, долго жило в нем и вслед за освобождением из плена, а померкло лишь спустя много лет после того, как он возвратился домой.

Шесть дней длился этап до лагеря под Ворошиловградом, все это время Эггер сидел с другими пленными в тесноте на открытой площадке грузовика. Чудовищная была поездка. Холодными днями и морозными ночами они ехали под темным небом, растерзанным артиллерийским огнем, по широким снежным полям, мимо торчащих из земли окоченевших останков людей и лошадей. Сидя сзади, на самом краю погрузочной площадки, Эггер замечал бесчисленные деревянные кресты по обочинам дороги. Он вспоминал ту книгу, откуда Мари часто читала ему вслух отрывки. Как мало общего имеет описанный там зимний пейзаж с этим промерзшим искалеченным миром!

Один из пленных, маленький и коренастый, пытавшийся согреться, пряча голову под дранной конской попоной, как-то сказал Эггеру: он, мол, не видит в крестах ничего печального – они лишь указывают путь на небо. Звали его Хельмут Мойдашль, и рассмешить его могло что угодно. Он смеялся над снегом, бьющим прямо в лицо, над черствыми, каменными краюшками хлеба, которые им вываливали из мешка прямо в кузов.

– Из такого хлеба можно приличный дом построить! – заявлял он и заливался смехом, таким заразительным, что смеяться начинали даже русские солдаты, ехавшие с ними.

Иногда он махал рукой старухам, осматривающим припорошенные снегом трупы в поисках сносной одежды или еды.

– Если путь лежит прямо в ад, почему бы не помахать чертям? – пояснял он. – Мне это ничего не стоит, а путь становится повеселее.

Хельмут Мойдашль стал первым в длинном ряду людей, умерших в Ворошиловграде на глазах Эггера. В первую же ночь после прибытия у него началась сильная лихорадка, в бараке часами слышались его приглушенные крики: Мойдашль закусывал край одеяла. А наутро его нашли мертвым: он лежал в углу, схватившись руками за голову, полуголый и съежившийся.