Читать «Вечность во временное пользование» онлайн - страница 306

Он вспомнил, как один отъехавший йог в Нью-Йорке, в парке Закотти учил всех желающих медитации: сядь, уставься на что-то прямо перед собой, дай глазам самим закрыться и просто перечисляй по четыре раза, что видишь, что слышишь и что чувствуешь в себе. Дальше Дада не вникал.

Ну вот, всё есть. Я сижу на ровном берегу. Я смотрю на море перед моими глазами. Серое, а сверху немножко голубое. Смотрю. Смотрю. Клюю носом.

Что я вижу теперь, когда глаза закрыты?

– Лицо Марин. Лицо Марин. Лицо Марин. Лицо Марин.

– Что я слышу теперь? Её голос. Её голос. Её голос. Со мной всё говорит её голосом.

– Что я чувствую теперь? Счастье от того, что она вообще есть. Любовь, желание. Хочу только, чтобы она была со мной. Что я чувствую теперь? Радость… Чувствую, что я живой.

– Ты ок? – Плюхнулась рядом Марин и толкнула его локтем. От ветра волосы из-под шапки стояли дыбом, щёки красные, а глаза безумные.

– Да!

– Знаешь, о чём я сейчас думала?

– Ну.

– Вот о тех англичанах или кто они там были, о немцах?

– Кто-где?

– Ну летом, в Тунисе, когда эти подонки вылезли из лодки и расстреляли прямо на пляже людей в купальниках и плавках.

– Господи. Ну и что ты о них думала?

– Я вот думала, что мы так своё время ненавидим, всё оно нам не нравится, и вроде все стали не такими, как надо, и вот это всё.

– И?

– Но там! Там люди закрывали собой своих любимых! Вот слушай. Одна девушка поехала с парнем, собиралась ему дать там отказ. Разорвать помолвку их. Дома, вишь ли, не могла. А он взял и закрыл её своим телом. И погиб. Ну это же совершенно Шекспир! Ничего не изменилось с 1612 года!

– С какого-какого?

– Неважно! Интересно, носит теперь его колечко небось? Или там был нормальный пьющий бесконечное пиво чав, папаша троих тоддлеров. Вскочил со своего лежака и закрыл и жену, и детей своим этим пивным брюхом. Понимаешь?! Ещё и успел пролепетать что-то типа «дорогая жёнушка, я вас всех люблю»! Невероятно… Он, к счастью, выжил.

Дада смотрел сбоку на спутанные волосы, замаскированный тональником прыщ под носом, устремлённые в море горящие глаза и улыбался про себя.

– Ну а что тут такого? Я бы тоже тебя закрыл. Вот так! – И, играя, он повалил её на гальку, сверху быстро навалившись всем телом и для верности ещё и обеими руками спрятав её голову и заслонив своим лицом.

Но она замерла под ним и лежала, не шелохнувшись. Испугавшись, что, может, не даёт ей дышать, он поднялся на локти, и увидел, что Марин плачет.

Он уже однажды видел её слёзы и знал, что для него это зрелище невыносимое: рот у него тоже скривился углами вниз, а это нельзя.

– Ты чего? – прошептал он.

Марин вытащила из-под него руки и неловко вытерла слёзы. И мокрыми холодными ладонями взяла его кисти.

– Представила. Я только представила себе это – и сама чуть тут же не умерла. Без всяких террористов.

– Так страшно?

– … – Она беззвучно покивала.

Это она расскажет ему когда-нибудь потом, чего на самом деле она испугалась. Что на самом деле страшно. Это она потом ему расскажет, как в одно мгновение, ощутив тяжесть его тела, его худобу, и как острый кадык задел ей нос, когда он закрывал лицом и руками её голову, она не словами, не мыслями, а просто всей собой вдруг целиком осознала, что за этот год без него имела бы все шансы сойти с ума, заболеть, не справиться с жизнью, со всем тем, что накрыло её в любимом и прекрасном городе, которому она совершенно не нужна.