Читать «Содом и Гоморра» онлайн - страница 289

Два или три раза в какую-нибудь минуту мне в голову приходила мысль, что мир, где находятся эта комната и эти застекленные шкафы и где Альбертина так мало значит, есть, может быть, мир духовный, являющийся единственной реальностью, а моя печаль — что-то вроде той печали, которую нам навевает чтение романа и которую только сумасшедший может превратить в горе длительное и неизменное и остающееся в его жизни; что, быть может, достаточно маленького усилия моей воли, — и я возвращусь в этот реальный мир, достигну его, переступив через мою боль, подобно тому, как мы разрываем бумажный обруч, и о том, что сделала Альбертина, стану беспокоиться не больше, чем мы беспокоимся о поступках воображаемой героини романа, когда кончили его читать. Впрочем, те мои любовницы, которыми я больше всего дорожил, никогда не отождествлялись с моей любовью к ним. Это была настоящая любовь, потому что я всё подчинял желанию их видеть, быть с ними совершенно наедине, потому что я рыдал, если вечером мне случалось слышать их голос. Но они скорее обладали свойством пробуждать эту любовь, доводить ее до крайнего предела, чем являлись ее воплощением. Когда я видел их, когда я их слышал, я не находил в них ничего, напоминающего мою любовь, которой они не могли послужить объяснением. И все же для меня единственной радостью было видеть их, единственной тревогой — ждать их. Можно было бы решить, что природа наделила их каким-то особым побочным свойством, не имеющим с ними ничего общего, и что это свойство, эта сила, подобная электричеству, была способна возбуждать мою любовь, то есть направлять все мои поступки и быть причиной всех моих страданий. Но красота, или ум, или доброта этих женщин были совершенно отграничены от этого свойства. Мои любовные влечения, словно электрический ток, от которого мы вздрагиваем, сотрясали меня, я их переживал, я их чувствовал; никогда не удавалось мне их увидеть или продумать их. Я даже склонен считать, что, отдаваясь этим влечениям (я оставляю в стороне физическое удовольствие, обычно сопровождающее их, но недостаточное для того, чтобы они возникли), мы не к женщине, а к этим невидимым силам, сопутствующим ей, обращаемся словно к неведомым божествам. Нам нужна их благосклонность, мы ищем соприкосновения с ними, не обретая в нем подлинного наслаждения. В течение свидания женщина знакомит нас с этими богинями — и только. Мы, как бы готовя дары, обещали им драгоценности, путешествия, произносили формулы, означающие, что мы их обожаем, и формулы, означающие, напротив, что мы равнодушны. Мы пускали в ход все наши возможности, чтобы добиться нового свидания, но так, чтобы просьба о нем не вызвала досады. Но разве, — не будь этих таинственных сил, — мы бы ради самой женщины стали так стараться, если после ее ухода мы даже не можем сказать, как она была одета, и отдаем себе отчет, что мы даже не глядели на нее?