Читать «Смех Циклопа» онлайн - страница 287

Лукреция в раздражении пытается отнять у него журнал.

– Напрасно я пришла. Знала, что лучше не надо. Дальше вам лучше не читать.

– Наоборот, мне делается все интереснее.

– Нет, я сама вам расскажу. 1) Дариус горел на работе. 2) Ему удалось примирить поколения смехом. 3) Он искал и поощрял молодые таланты. 4) Он не следил за своим здоровьем, слишком был поглощен своей миссией – делать добро современникам. 5) Он искал абсолютную шутку, доходя в своей профессиональной требовательности до маниакальности. 6) Вероятно, из-за этой чрезмерной требовательности и поиска совершенства он и умер на сцене.

– Вы не упомянули Катрин Скалезе?

– Я подробно рассказала о ней Тенардье.

– И что?

– Я предложила ей избежать судебных исков. Она ответила буквально следующее: «И речи быть не может о том, чтобы чернить образ Дариуса, тем более в момент, когда рассматривается вопрос переноса его праха в Пантеон».

Исидор Каценберг медленно качает головой с замкнутым выражением на лице.

– Бросьте, Исидор, мы оба хорошо знаем, что правду нельзя обнародовать. К тому же ее никто не желает знать. Эта Тенардье так и сказала: «Клеветать на Дариуса – значит терять читателей».

– Что ж, по крайней мере мы пролили свет на загадку. Лично я люблю разоблачать ложь, когда ее скармливают широкой публике, а я один из немногих, кто знает правду. Это изощренное удовольствие.

Исидор откладывает журнал и подходит к бассейну. Дельфины подплывают к его ногам, он бросает им селедки.

– Она сказала: «Дариус – надежда на успех для тысяч молодых, живущих в бедных пригородах. Все они хотят походить на него. А вы им сообщите, что он был пресыщенным циником? Нарциссом, мегаломаньяком и кокаинистом?»

– То же самое стало известно о кумире молодежи, аргентинском футболисте Диего Марадоне. И где революция? Он даже не утратил популярности.

– То, что приемлемо в футболе, неприемлемо в сфере смеха. Комики – более неприкосновенные фигуры, чем футболисты.

Исидор не отвечает, продолжая кормить своих китообразных.

– Еще Тенардье сказала: «Вы хотите революции, мадемуазель Немрод? Все очень хрупко. Большинство опрошенных говорит, что Циклоп был образцовым гражданином, таково мнение по меньшей мере двадцати миллионов человек, а вы станете его опровергать, заявляя, что они по наивности не способны отличить хорошего человека от негодяя?»

– Тенардье права. Мазохистам нельзя говорить об их любви к мучениям. Гадам нельзя говорить, что они гады, а то они обидятся.

Исидор возвращается к письменному столу, хватает журнал и наугад выхватывает фразу из статьи: «…Дариус – это артист-глыба, чье комическое искусство навсегда запечатлелось в коллективной памяти».

– Это не кажется вам перебором, Лукреция? Зная правду, вы могли бы, что называется, соблюсти приличия.

– Стоит придумать заголовок и цепляющую тему – и правда начинает казаться просто топливом. Не это в статье главное. Или вы упрекаете меня в том, что я продала душу?

Журналист понимающе кивает, она в ответ закипает.

– Не обессудьте, Исидор, я все еще часть системы. Мне надо зарабатывать на жизнь и писать то, что требуется, а не эту вашу никчемную правду, которой никто не интересуется и которая к тому же… недостоверна.