Читать «Слепое Озеро» онлайн - страница 175

Сны машин, которые они построили, проникли глубоко в ткань реальности, и там, во сне, они нашли таких же, как они сами.

Этот жизненный цикл, полагал Субъект, был значительно медленнее, чем тот, через который проходили его сородичи, но по существу столь же неизбежный: драма творения, трансформации и усложнения, растянувшаяся на миллионы лет.

Субъект часто об этом думал: дни славы Городов-Звездочетов, их квантовые телескопы, а потом структуры, которые родились и выросли, словно прочерченные по поверхности планеты пунктирные линии, структуры, совершенно не похожие на то, что строили или помышляли строить его сородичи, структуры, похожие на гигантские ребристые кристаллы или огромные белковые молекулы, структуры, куда можно войти, но откуда нелегко выйти, структуры, служившие для связи с живой материей Вселенной, структуры, которые и сами в каком-то смысле были жи- выми.

(Как вот эта структура, осознала Маргерит.)

Однако Субъект и не подозревал, что увидит одну из них своими глазами. Уже не первое столетие никто не пытался возводить рядом с ними Города. Субъект и его сородичи научились их избегать, игнорировать их, поскольку они были вратами в нечто за пределами пони- мания.

И все-таки Субъект нередко задумывался о структурах. Мысль о том, что он и его сородичи лишь промежуточное звено между лишенными разума ночными животными и теми, кто способен путешествовать между звездами, беспокоила, но и интриговала.

Если не считать подобных мыслей, жизнь его представляла собой здоровую одинаковость, циклическую рутину, безукоризненную, совершенную и дающую должное удовлетворение. Субъект заменил умирающего сборщика на крупной мануфактуре и достойно служил своему Городу. Его часы были по-хорошему похожи один на другой. В конце каждого дня он создавал идеограмму, чтобы запечатлеть все, что он чувствовал, думал, видел и обонял за рабочий цикл. Идеограммы были почти одинаковыми, как и его дни, однако, как и его дни, ни одна не повторяла другую. Когда он целиком покрыл стены своего бункера идеограммами, он запомнил их последовательность, а потом смыл все со стен, чтобы начать заново. За свою жизнь он запомнил двадцать таких последователь- ностей.

Если ты сочтешь такую жизнь скучной (Маргерит представила, как она говорит это Тесс), то ты ошибешься. Субъект, как и все его сородичи, нередко надолго застывал в неподвижности, но это не значило, что он ничего не делает. Неподвижность была полна аппетитнейших стимулов: запахи восхода и заката, текстура камня, мельчайшие отличия между временами года, то, как память постепенно наполняет тишину, пока тишина наконец не переполнится. Иногда он чувствовал странную меланхолию, которую некоторые полагали атавистическим пережитком его прежней жизни как безмозглого животного, а мы бы назвали одиночеством; он ощущал меланхолию, глядя с башни, в которой жил, поверх множества других башен на зеленые и влажные возделанные поля, на сухие равнины, где ветер вздымает пыльные вихри в белое небо. Чувство было похоже на «я хочу! хочу!», на желание без объекта. Оно быстро проходило, оставляя за собой печаль, странную и возбуждающую.