Читать «Самолет без нее» онлайн - страница 80

Я ж вам говорю, турецкие каникулы.

Ха-ха! Признаюсь вам честно, я всегда немного цинично воспринимал всякие там народные традиции и обычаи — местный колорит, экзотику и прочее бла-бла-бла. Можете считать меня расистом, хотя это такой особенный расизм, не направленный ни против кого конкретно. Скорее уж это проявление скепсиса по отношению к роду человеческому как таковому, унаследованного от моего ремесла наемника, привыкшего чистить мировую помойку или, если угодно, служить приказчиком в пороховой лавке.

И недели не прошло, а меня уже выворачивало от всей этой туретчины. Беспрестанные завывания имамов с минаретов, базары на каждом углу, запах пряностей, безумные таксисты, вечные пробки, протянувшиеся до самого Босфора… Меня раздражало все. В конце концов единственным, на что я мог смотреть без отвращения, стали усы Назыма.

Ладно, подозреваю, что моя трехгрошовая антропология вам не интересна. Вы правы, речь не об этом. Мне просто хотелось, чтобы вы поняли, чем на самом деле обернулись для меня пресловутые «средиземноморские каникулы». Я прятался в работу. И я не лгу. Во всяком случае, на протяжении первых месяцев мы с Назымом пахали как каторжные. Часами опрашивали торговцев с Большого базара, пытаясь найти человека, у которого были куплены вещи, в которые была одета спасшаяся девочка. Хлопковое боди, белое платьице в оранжевый цветочек, вязаная шерстяная кофточка… Представляете? Большой базар в Стамбуле — это крупнейший в мире крытый рынок, разделенный на пятьдесят восемь внутренних «улиц» и дающий приют четырем тысячам лавок. Почти все продавцы худо-бедно изъяснялись по-английски, некоторые даже по-французски, и каждый старался обойтись без помощи Назыма, обращаясь непосредственно ко мне, словно у меня на лбу был отпечатан французский триколор:

«Детские вещи, брат? Тебе нужны детские вещи? У меня все, что ты хочешь. Кто у тебя — мальчик или девочка? Назови свою цену…»

Четыре тысячи лавок. Умножьте эту цифру на два или на три — по числу продавцов. Клиента из западной страны они чуют за полсотни метров. Но я держался молодцом. До конца. Десять дней я бродил лабиринтами этого торжища, укрытого под потолком, украшенным золотистой мозаикой. В результате я вычислил девятнадцать лавок, где продавались хлопковые боди, белые платьица и шерстяные вязаные кофточки. Все три предмета — в одном месте. Но ни один торговец не помнил, чтобы продавал эти вещи — все три одновременно — иностранцам с Запада.

Напрасный труд.

Лабиринт уперся в тупик.

Оставалось разузнать побольше о Лизе-Розе и ее родителях — Александре и Веронике де Карвилях. При установлении личности Лизы-Розы официальное следствие опиралось всего на два свидетельства: фотографию, предоставленную бабушкой и дедушкой Карвилями, на которой ребенок был снят со спины, и показания Мальвины. Поэтому в Турции нам прежде всего требовалось раздобыть как можно больше сведений о жизни Карвилей в Джейхане. Я придерживался разумного оптимизма. За три месяца малышку Лизу-Розу должна была перевидать куча народу!