Читать «Прованс от A до Z» онлайн - страница 36

Питер Мейл

Как бы ни обстояло дело с cochonglier, охотничий сезон ограничен, соблюдение сроков строго контролируется. В Провансе он стартует обычно во второе воскресенье сентября и оканчивается по-разному, в зависимости от вида животных. Отстрел куропаток разрешен до 30 ноября, зайца — до 25 декабря, кролика, фазана, оленя, sanglier — до 11 января. Открытие сезона является настоящим адом кромешным. Ранним утром заветного сентябрьского воскресенья округу оглашает ликующее гавканье множества собак, дорвавшихся наконец до леса после скучного года, проведенного в постылых конурах. Учтите, что лай даже одной милой собачки при нормальных атмосферных условиях разносится на несколько километров. Лают они во всю глотку, непрерывно, дикая какофония напоминает настройку инструментов — с преобладанием фаготов — каким-то кошмарным ансамблем сельских любителей. На фоне лая все же различим перезвон навешенных на собачьи ошейники clochettes, колокольчиков, а также не слишком осмысленные вопли, проклятия, свист их хозяев. Время от времени всему этому аккомпанируют разрозненные хлопки ружейных выстрелов. Лесная дичь, если у нее не заложило уши, немедленно ретируется в более отдаленные части Люберона.

Акустический шторм продолжается вне зависимости от наличия дичи примерно до полудня, когда охотники удаляются домой для приема пищи. Иногда в сопровождении собак. Но часто дорвавшихся до природы собак уже не дозваться, они продолжают шнырять по лесу до вечера, все так же гавкая и дребезжа колокольчиками. В конце концов жажда выгоняет их из лесу, охрипших и уставших; они спускаются с холмов в поисках воды. Мы уже привыкли к виду нескольких псов, лакающих воду из нашего пруда, и по телефону вызываем их владельцев. Так завершается первый день охотничьего сезона.

С приближением зимы утренняя пальба становится все жиже, возможно, потому, что холод не способствует долгим прогулкам по полям, возможно же, из-за того, что там уже давно нет никакой дичи. Время от времени можно все же нарваться в зарослях на одного-другого оптимиста, «вышедшего прогуляться с ружьецом», как они выражаются. Не слишком приятные ощущения переживал я, наткнувшись на безмолвную фигуру в камуфляже, притаившуюся за кустом с ружьем на изготовку. Особенно волнительны эти встречи в сумерки, когда дрозды возвращаются в лес из виноградников. Вечером спрятавшийся охотник неразличим уже на расстоянии в полтора десятка шагов, о его присутствии узнаешь совершенно для себя неожиданно по звуку выстрела, направленного, судя по звону в ушах, прямо тебе в лоб. Я уже подумывал, не навесить ли колокольчик на собственную шею, на всякий случай, для безопасности. Не думаю, что меня можно принять за дрозда или даже за sanglier, но береженого Бог бережет.