Читать «Под стягом Габсбургской империи» онлайн - страница 18

Джон Биггинс

Я взял у него объяснения, заставил их подписать, уверил, что ему грозит месячный арест, а также целый день на веслах в качестве наказания, а затем пошел, чтобы доложиться в 10 утра дивизионному офицеру.

Обыденная печальная череда мелких преступлений и безрассудств в понедельник длиннее, чем обычно, поскольку мне докладывались упущения за весь уикэнд, поэтому я закончил только в 10:45, назначив матросу-рулевому Венцличеку неделю ареста за то, что вынул проволочное ребро жесткости из тульи бескозырки, чтобы придать себе более залихватский вид во время прогулки с девочками на берегу..

Настала очередь стирать одежду, потому что это было утро понедельника. Мне всегда претило наблюдать за этим, а также контролировать зверский процесс, при котором восемьдесят или девяносто молодых людей стояли на коленях на мокрых палубных досках и стирали белое обмундирование и нижнее белье, отдраивая его до дыр жесткими щетками из щетины.

Вскоре шпигаты на палубе около первой орудийной башни пузырились от дьявольского вида грязнокоричневой жижи, неприятно напоминающей утренний кофе с завтрака. И сердцем они были не здесь, в это холодное, влажное утро, а я продолжал отсылать людей заниматься этим снова, после того как они предъявляли мне свою одежду для контроля.

Около половины двенадцатого старший офицер корабля, фрегаттенкапитан барон Мораветц-Пеллегрини фон Тройеншверт, сменил меня и сделал мягкий выговор за то, что мои подчиненные так медленно возятся со стиркой. За ним следом примчался посыльный, передавший записку, что в ответ на мой запрос капитан ждет меня в своей каюте днем после обеда, ровно в 13:15.

Потом в полдень я сопроводил своё подразделение на обед. Был понедельник, и каждый знал, что в меню: всеми презираемый рис с горохом - о нем можно сказать единственно хорошую вещь, что он не столь ужасен, как кислая чечевица, которой прижимистый провиантмайстер потчевал экипаж по пятницам.

Но стенания все еще доносились от переполненных обеденных столов, подвешенных на балках, пока баковые тащили с камбуза дымящиеся судки. Потом горны созвали офицеров на обед, который я молниеносно прикончил и пошел убедиться, что мой полудивизион устроился для законного послеобеденного часа отдыха.

Сегодня было промозгло, так что они не смогут провести время, как предпочитали. Обычно некоторые дремали на теплых досках палубы под средиземноморским солнцем, натянув фуражки на лицо, другие сидели группками, играя в лото, или писали ответные письма подружкам в Линц и Черновцы.

Что касается меня, я собирался по возвращении в каюту написать один документ, подать официальный запрос на одном из специальных бланков, известных как “канцляй-доппель”, на котором полагалось оформлять все многочисленные дела нашей погрязшей в бумагах империи. Я подписал его, прижал промокашку, затем аккуратно сложил и поместил во внутренний карман кителя.

Я взглянул на часы: уже десять минут второго. С волнением прошелся гребнем по волосам и усам, поправил галстук и аккуратно водрузил на голову фуражку. Потом с трепетом в сердце направился на встречу со Стариком (такое уж было у капитана прозвище, и он его знал).