Читать «Неутомимые следопыты» онлайн - страница 121
Александр Александрович Соколовский
— Знаешь что, Жень, — сказал я, — давай лучше, как Митин дедушка говорил, список составим. Потом покажем сразу Афанасию Гавриловичу, когда он вернется, и узнаем, кого в том списке не хватает.
Усевшись за столиком в нашей комнатке, мы разложили перед собой все документы и бумаги. Я раскрыл наугад красноармейскую книжку, не слишком пострадавшую от времени и сырости. На первой ее страничке стояли фамилия, имя и отчество — Андрей Васильевич Степняк. Женька переписывал фамилии из партийных билетов.
«Громов Яков Петрович… — выводил он на бумаге. — Рузаев Платон Никифорович…» Я заглянул в документы коммунистов. Их карточки в партийных билетах можно было хорошо рассмотреть. Громов худощавый. Лицо тонкое, а глаза пристальные, смотрят внимательно. Курчавые волосы… Нос с горбинкой… Платон Никифорович Рузаев круглолицый. В глазах смешинка.
— Ты что задумался? — Женька ткнул меня в бок кончиком карандаша.
— Ничего, Жень, я так…
Я потеснил Женьку за столом и принялся читать список. «Вересов Павел Николаевич… Громов Яков Петрович… Рузаев… Степняк… Парфентьев… Головановский…» Это фамилия из орденской книжки. Головановский Прокофий Иванович, награжден орденом Трудового Красного Знамени. И фотографическая карточка есть. Уже пожилой человек, лет сорок пять — не меньше. Наверно, рабочий…
А вот фамилия из пропуска. Пропуск на фабрику. На обложке можно разобрать тисненые буквы: «Фабрика «Коммунар». А фамилия — внутри книжечки — Дмитриев. И имя с отчеством есть: Константин Александрович. И где она, такая фабрика «Коммунар»?..
— Слушай, Женька, — сказал я, прочитав список до конца. — А ведь ты не записал Афанасия Гавриловича!
— Ой, Серега, верно!
— И Клаву Муравьеву…
— Опять правда!
— А Федорчук-то! — воскликнул я. — Микола Федорчук, с которым Афанасий Гаврилович в разведку ходил!..
— Есть Федорчук!..
Женька торопливо принялся выписывать имена. Я смотрел, как он выводит строчки, и гадал: поделиться с ним своими мыслями о Клаве Муравьевой или нет.
— С Федорчуком пятнадцать, — подытожил Женька. — Все равно девяти человек не хватает. То ли, Серега, у них документов не было, то ли не успели те документы в гильзу вложить…
И тут я решился.
— Послушай, Жень, что, если в отряде не было никакого предателя?
— Как это не было?
— А так. Может быть, под пыткой Клава не выдержала…
— Что-о?.. — Глаза у Вострецова буквально вылезли из орбит.
— Ну не то, чтобы не выдержала… Просто в бреду выдала, где тропы в болотах…
— Ты, Серега, с ума, видно, сошел. — Женька произнес это как-то очень тихо, свистящим шепотом. — Может, у тебя, Серега, у самого бред?.. Соображаешь, что говоришь?
— Да я же не говорю, что это так в точности было, — смутившись, поспешно стал отказываться я, — только предполагаю…
— Предположитель какой! — крикнул вдруг Женька. — Да у Клавы немцы отца замучили, дом спалили… Она их знаешь как ненавидела!..
— Так ведь не нарочно же она… — говорил я, жалея уже, что начал этот разговор. — В бреду, может быть…
— В бреду? А кто немцам сообщил, что в городе раненый партизан скрывается? А почему Клаву на улице схватили из всех прохожих одну? Ну, отвечай, почему?