Читать «Неутомимые следопыты» онлайн - страница 118

Пока я вставал да в темноте штаны нашаривал, мой Гусак со своим денщиком уже на улицу выскочили. А стрельба все ближе… Кое-как натянул я штаны и на крыльцо. Ночь уже к рассвету близится. Видно поодаль, как мечутся по улице какие-то фигуры. Голоса, крики — то по-немецки, то по-русски, — это когда полицаи перекликаются. «Здесь он где-то, — слышу. — Далеко не убежит!.. Ищи по всем домам, ребята!..» Потом голоса удаляться стали. И тут через забор перекинулся кто-то. Упал на траву и застонал.

Меня будто ветром сдуло с крыльца. Подхватил я этого человека и — откуда только силы взялись! — поволок прочь от забора. Волоку по земле, а сам приговариваю: «Ты тихо, родной, тихо… Как бы немцы не услышали. А я тебя схороню…» Приволок его к погребу — и туда. Думаю, утречком принесу одеяло и подушку, а то продрогнет. Догадался сразу, что это партизанский боец и что, видать, его — никого другого — немцы ищут.

Спустя полчаса стрельба утихла. Гусак с денщиком вернулись. А я уж успел за это время под забором пошарить и с той и с другой стороны. И правильно, что пошарил: гость тот нежданный фуражку обронил. Несу я ее домой, а пальцы на чем-то твердом лежат. Ахнул я — звезда пятиконечная… Не этого ли человека заготовщики наши в лесу видели?

Эх, ребятки, пожалел я тогда, что немецкого языка не знаю. Гусак с денщиком по-своему лопочут. Знал бы язык — понял бы я что к чему. Долго они трещали. Уже рассвело. А я опять к забору — нет ли следов. И сразу заметил кровь на траве. Потихоньку, с оглядкой я ту траву повырывал — и в нужник… И ведь как вовремя успел. Из нужника-то вышел, гляжу — у забора топчутся полицаи, а с ними черный с черепом на рукаве и переводчик.

Сердце у меня зашлось. За того, в погребе, испугался. «Что нужно? — спрашиваю. — Господин лейтенант еще почивают». А сам прислушиваюсь, не слыхать ли отсюда, как Гусак с денщиком ночное происшествие обсуждают. Переводчик что-то черному сказал. Кивнул черный, махнул рукой, и прошли полицаи дальше.

К вечеру узнал я, что фашисты весь город перерыли. Матвей у колодца мне повстречался и, оглядевшись, сказал, что ночью убили Хорькова. Домой пришли и убили. И записку оставили — приговор партизанского суда. Он-то, Матвей, мне и сказал, что одного партизана немцы ранили, и это, должно, командир партизанский или комиссар.

— А он поправился? — волнуясь, спросил Женька.

— Через пять дней на ноги встал, — ответил, кивнув, Митин дедушка. — Каждую ночь, как только Гусак уснет, я к нему в погреб спускался. Еду кое-какую приносил. Что было. Для тепла пальтишко свое старое… Немцы три дня и три ночи по всем домам рыскали. Вот я теперь и думаю, что у партизан и верно предатель был — донес гитлеровцам, что тот человек в отряд не вернулся, где-то в городе скрывается. А иначе отчего бы они облавы устраивали? Как раз в те дни… да такие облавы, каких прежде никогда не бывало.