Читать «Московский апокалипсис» онлайн - страница 50

Николай Свечин

Пётр стал упрашивать командира патруля пропустить их следом за императором. Он указывал на Шехонскую, выворачивал пустые карманы — мол, они без оружия и никому не опасны, но офицер был непреклонен. Только через полчаса он разрешил беглецам перейти на левый берег, но запретил соваться в Ленивку. Да это было уже и невозможно: вся улочка пылала и сделалась непроходимой. Троица двинулась мимо Алексеевского монастыря вверх по реке. Кое-как в виду горящей Пречистенки они добрались до Никольского моста — и с радостью увидели оттуда не тронутые огнём Хамовники. Из последних сил беглецы обошли занятые французами казармы и очутились на огородах Девичьего поля.

Здесь они и решили остаться. Ввиду объятой пламенем Москвы эта удалённая окраина казалась безопасной. На выпасных лугах разбили лагерь сотни погорельцев. Более всего их бивак напоминал цыганский табор. Немногочисленные мужчины строили шалаши, жгли костры, запасали дрова. Они же, как потом выяснилось, ходили в город на поиски провизии. Многие не возвращались из этих командировок… Женщины в Москву старались не заглядывать. Рассказывали, что поляки и баварцы — самые гнусные из захватчиков — не дают им прохода. Завидев женщину, пусть даже из благородных, они задирают ей подол и ищут, не спрятала ли она ценности в сорочку… Мужчин же под угрозой расстрела заставляли, подобно ослам, тащить награбленное в полк. Потом обычно отпускали, но могли и застрелить. В таборе было много детей, в том числе и потерявших родителей. Под руководством женщин они копали овощи на огородах и собирали хворост. Овощи потом запекали в костре и этим питались.

В лагере под открытым небом собрались люди разных сословий, но различия между ними быстро стёрлись. Все были угнетены, напуганы и думали только о выживании. На лицах отпечаталось общее для всех выражение подавленности. Дети не смеялись и не играли, а молча сидели возле взрослых, держась за их платье. Ни французские, ни русские мародёры не заглядывали сюда: у здешних обитателей уже нечего было отнять. В шалашах лежали больные и старики. Когда они умирали, их оттаскивали в ближайшую яму и кое-как присыпали землёй. Счастливцами были обладатели кастрюль или чайников — они могли кипятить воду. Прочие пили её сырой и оттого страдали кровавым поносом. Нравы сделались почти животными. И мужчины, и женщины без стеснения отправляли естественные надобности за ближайшим кустом. Непреходящее зловоние стояло вокруг. Сильный отнимал у слабого, и никто не приходил тому на помощь. Еду нельзя было купить, а лишь обменять на другую еду. Люди спасали только себя, забыв о ближнем и о христианской морали.