Читать «Москитолэнд» онлайн - страница 120
Дэвид Арнольд
Одинокий.
Кривой.
Мусорное ведро в дальнем углу – идеальная траектория. С точностью, сноровкой и непоколебимой решимостью я запускаю горшочек с кактусом через всю комнату прямиком туда, в яблочко. Затем вытираю руки о джинсы и навсегда покидаю ковбойско-дамскую комнату, аллилуйя!
Дальше по коридору Кэти разговаривает с парнем за стойкой регистрации. Он высокий, симпатичный, на несколько лет старше меня. Когда я подхожу, мачеха оборачивается:
– Ты в порядке?
Я киваю и улыбаюсь администратору, который вблизи утратил всю свою привлекательность. Как знаток прекрасных вин после лучших виноградников, я совершенно избалована красотой Бека Ван Бюрена.
– Ты, должно быть, Мим, – говорит парень, обнажая кривые зубы. – Как поживаешь?
– Сносно. Слушай, я чуток оросила вам дамскую комнату, так что там лучше побрызгать чем-нибудь сосновым. Или цветочным. В общем, любым освежителем. Но сильным. Таким, чтобы ух, понимаешь?
Он пялится на меня, с каждой секундой становясь все уродливее.
– Ты, прости… что сделала?
– Побулькала.
Он наклоняет голову.
– Пообщалась с белым другом? – продолжаю я. – Поела наоборот? Пофантанировала из жерла?
Теперь на меня пялятся оба.
– Господи, чувак, меня вырвало в вашей уборной. Теперь там вонь до небес.
Они все так же не отрывают от меня взглядов, но теперь с совершенно иными выражениями на лицах.
– А еще можно мне «Маунтин Дью»? – Я причмокиваю губами. – А то по ощущениям я будто смолы нажевалась или типа того.
Администратор косится на Кэти, мол, она это серьезно? Кэти отвечает одними глазами:
– Идем, – зовет Кэти, шагая в коридор.
– А как же газировка?
– Ты хочешь задержаться здесь дольше необходимого?
На лице Дэниэла Буна рядом со мной играет «кто, я?» улыбка.
Я припускаюсь следом за Кэти, в который раз отмечая, сколь забавная у нее походка. В ней чувствуются дерзость, уличное воспитание и даже чуток гетто. Серьги в ушах звенят, накрученные кудри подпрыгивают, слишком тесные джинсы скрипят, акриловые ногти щелкают, кричащий ремень блестит, а беременные буфера качаются – прямо сейчас мне хочется аплодировать Кэти и всем неадекватным модницам до нее, что цепляются за ускользающую молодость, будто это поддельная сумочка от «Луи Виттон».
Кэти вручает мне бумажку с номером «22», написанным совсем-не-симпатичным почерком. Когда мы проходим мимо комнаты «11», на лбу выступает испарина. Я чувствую – и слышу, – как мое сердце бьется о соседние внутренности, посылая вибрации через грудную клетку, опорожнившийся живот, кожу, футболку с «Led Zeppelin», красную толстовку.
Номер «17» пролетает мимо размытым пятном. Боже, мы идем слишком быстро.
Оформление узкого коридора вполне согласуется с дизайном всего здания: масляные пейзажи, плюшевый ковролин, цветастые обои с кучей нелепых орл…
– Готова? – шепчет Кэти.
– Что?
Она указывает на дверь: комната «22». По ту сторону раздается глубокий чистый баритом человека, который уже прожил жизнь.
40. Обратный путь
6 сентября, полдень
Дорогая Изабель.
Я пишу тебе под влиянием сильнейших порывов. Под влиянием реальности и отчаяния. Пишу, чтобы учить и учиться. Пишу, чтобы освобождать и заполнять. Я пишу тебе, чтобы говорить, и пишу, чтобы слушать. Я пишу, чтобы рассказать гребаную правду, Из.
А потому…
Мне было шесть, когда тетя Изабель повесилась в нашем подвале.
Она гостила у нас. Помню, как за день до самоубийства, сидя в нашей гостиной, она предложила, чтобы я писала ей, когда она вернется в Бостон. Но тогда я была столь же импульсивна, как сейчас. Я решила, что не могу ждать так долго, потому уже на следующий день в своей комнате сочинила ей письмо… ни о чем. Просто письмо. А затем пошла искать тетю. Я обошла каждую комнату в доме и, наконец, как последнее и маловероятное, дернула дверь подвала. Знаешь, такую древнюю, тяжелую, которая скрипит, когда ее открываешь. Ты сама еще ребенок, потому должна представлять, как этот скрип меня испугал. Еще на ручке болтался большой латунный замок, но на памяти всех живущих в доме он всегда был сломан. (Я часто размышляла, как бы сложилась моя жизнь, если б замок починили. Или если б я перепугалась настолько, что не рискнула войти. Но он всегда был сломан, а я – отважна.) Я спустилась вниз по темной лестнице, всю дорогу выкрикивая имя тети Изабель. Разумеется, она не отозвалась.
И больше никогда не отзовется.
Я нашла ее повешенной… ноги болтались в сантиметре над полом. В сантиметре над жизнью. Позже я сложила кусочки воедино: тетя Изабель была больна, что-то с головой; она перестала принимать лекарства и по настоянию врача приехала к родным; она писала письма (о реальности и отчаянии, полагаю) своему доктору и в конце концов решила, что ее жизнь ни черта не стоит.
Нет сомнений, что наш отец винит себя как в самоубийстве сестры, так и в том потрясении, коему подверглась его дочь (я, не ты). Нет сомнений, что это чувство вины подпитывает его подозрения о моей собственной болезни, заставляя гадать, не мог ли он как-то спасти тетю Изабель, не мог ли он как-то помешать мне найти ее тело. Или не может ли он как-то не дать мне превратиться в тетю Изабель. Но я – не она. И никогда ею не была. Надеюсь, однажды папа прозреет.
Итак. Теперь об очевидном. Они назвали тебя в ее честь. Ага. Ха-ха-ха. Обхохочешься, да? А если без шуток, в чем логика? То есть не пойми меня неправильно, Изабель – отличное имя. Но, блин, нечестно приглашать человека в мир с такими паршивыми картами на руках.
Почему же они так поступили? Почему нарекли тебя в честь самой трагичной фигуры в нашей семье? Я скажу, но когда прочтешь это – вспомни, что мы с тобой поняли о Причинах. Они сложны. Порой просто немыслимы.
Ну ладно, хорошо, вот: я должна была стать Изабель.
(Бамс, скажи ведь?)
И тебе, наверное, интересно, что же произошло. Почему я не Изабель? Почему я Мэри Ирис Мэлоун? (В самом деле, почему?)
Все началось с обещания.
Еще до нашего с тобою рождения наша бабушка, Мэри Рэй Мэлоун, умерла от рака легких. На смертном одре (по крайней мере, так гласит история) она попросила папу и тетю Изабель сохранить имя ее матери (их бабушки – Изабель), если у кого-нибудь из них родится дочь.
Они согласились.
И тут появляется Ив Дарем (моя мама) – фейерверк с другой стороны Атлантики. Вскоре после свадьбы она сообщает Барри, что беременна, а Барри заявляет, мол, если родится девочка, то ее назовут Изабель, на что Ив отвечает, дескать, она ненавидит имя Изабель. Барри настаивает. Ив упирается. В итоге он сдается с единственным условием, что тогда они назовут дочь именем его матери – Мэри. Ив такая, лады, но пусть вторым именем будет цветок.
