Читать «Лихолетье Ойкумены» онлайн - страница 195

О рукотворных лесах, взращенных на сухой и каменистой почве, повествует вернувшийся, о каналах, не прорытых в земле, но пробитых в тяжелом камне, о садах, растущих на скалах, куда многие поколения едва ли не горстями приносили черную землю, купленную в плодородных краях…

А поверив, наконец, бывалому человеку – после долгих споров, ожесточенного отрицания и торжественных клятв, – слушатели приходят к однозначному выводу: безусловно, правы мудрые сказатели, и без явного благожелательства свыше тут вряд ли обошлось…

Что касается самих уроженцев финикийского побережья, то они избегают пояснений. Разве что пожимают плечами, выслушивая жадные расспросы странников. И то сказать, кому в точности ведомо, как оно было в те далекие дни? Так отвечают жители Тира, и Сидона, и Триполиса, и прочих городов, выросших на границе песков и моря, и, подняв глаза, заговорщицки улыбаются Мелькарту, чей лик круглый год яростно пылает в безоблачной синеве.

Изо всех народов, населяющих Ойкумену, лишь им под силу, не щурясь, обмениваться понимающими улыбками с сияющим светилом.

Конечно, далеко не каждый и среди сынов Финикии может помериться взглядами с Мелькартом.

Нет, не каждый…

Но пятеро, сидящие в прохладной, пропитанной мельчайшими брызгами, долетающими от звонкого фонтана, зелени сада, опоясавшего крохотную загородную усадьбу, – могли.

Только что завершилась легкая, из нежнейших фруктов и медовых лепешек, трапеза, и теперь они молчали, неторопливо, крохотными глоточками допивая из запотевших чаш пронзительно-морозный шербет.

На первый взгляд они, все пятеро, казались братьями.

Одинаково расшитые халаты и головные повязки. Одинаково мясистые губы, утопающие в завитках некогда черных, но давно уже просоленных сединою бород. Одинаково внимательные миндалевидные глаза, словно бы и равнодушные ко всему, но и не пропускавшие ничего из происходящего вокруг.

И руки.

Большие, клешнястые, безошибочно выдающие знакомство с шершавым веслом и просмоленным канатом, мозолистые, отполированные рукоятью меча и жестким верблюжьим недоуздком, покрытые трещинами, с навеки въевшейся грязью, вывести которую вовсе не способны ни драгоценные притирания, ни самые искусные ухищрения умельцев, зарабатывающие состояния, омолаживая человеческие тела.

Чужеродно и неестественно сияние на корявых, изогнутых пальцах золотых перстней, усыпанных многоцветными, не имеющими цены каменьями…

Допивая благоуханный шербет, старики один за другим отставляли чаши, перевернув их вверх дном в знак насыщения, учтивыми кивками благодарили хозяина, сидящего, по обычаю, спиной к востоку, утирали приготовленными тряпицами губы и беззвучно шевелили ими, вознося благодарственную молитву. И молчали.

Они знали цену молчанию, которое золото, ибо именно они повелевали золотыми ручьями, стекающимися со всех четырех сторон света в сундуки торговых домов Финикии.