Читать «Легкомыслие» онлайн - страница 25

Конечно, ей хотелось большой любви, но чаще попадалась мелочь. Она снимала ее с крючка и бросала обратно в море людей – пусть растет, пусть мужает.

Психо 10

– Вы ей изменяли?

– Допустим.

– Зачем?

– Скорее всего, я ее разлюбил.

– А может, она вас?

– Может. Иначе бы не мстила. Скоро жена заплатила мне той же валютой.

– А любовницу любили?

– С ней было сложнее. Любовница – как независимая республика, которой очень хотелось, чтобы признали. Хотя бы одно государство признало ее. Я не стал им. В результате дипломатические отношения разорваны. Оставались спорные территории вроде Курильских островов, где можно было дать краба японцам, но память о Второй мировой, как Тихий океан, не утихала. И вряд ли утихнет. На этих спорных островах: секс и одиночество, мы и встречались время от времени. С ней было интересно, как интересно с новой женщиной до тех пор, пока она не захочет потерять ту самую независимость, за которую, на самом деле, ценят любовниц, сказав: «Почему бы нам не жить вместе», и тут же последуют сравнения с другими счастливыми островами и полуостровами. «Мы так не договаривались», – скажет он. Потом она помыкается, помыкается, как Таврида, и вернется в семью, на Родину. Одними интересами людей в материк не соединить. Так и плаваешь от одного острова к другому, пока самого не засекут пограничные службы. Начнутся слежка и допросы. Главное на допросе никогда ни в чем не признаваться, это верный путь к поражению. Не надо торопиться с белым флагом, тем более если вы все еще на нем спите вместе. Пройдет немного времени, пока оба поймут, что пора.

Жена не дура, давно чувствовала, наводила справки. Я тоже чувствовал, но тянул время, чтобы она тоже нашла добрые руки. Которые будут гладить не только кота.

Как я узнал, что пора? Когда я был сзади, мои пальцы (большой, указательный и средний) легли как родные в три синяка на ее бедре, только хватка шире. Кто-то оставил отпечатки пальцев на моем предмете пусть уже нелюбви, но все еще мне принадлежащем. Я понял, что можно уходить. Вещественных доказательств того, что вещество наших отношений полностью улетучилось, было достаточно. Позавчера она меня любила, а сегодня была из другой оперы. Жаль, я не Отелло.

– Можно ли построить мост через измену?

– Можно. Разводной.

Герман развел руки так же медленно, как это делал обычно Дворцовый мост.

– Это был идеальный развод: она оставила себе детей, он – мысли о ней и о детях.

– Не скучаете по детям?

– Я себе никогда не прощу, что так много, так долго грущу, – опустил руки писатель. Вышел ненадолго из себя, где его сразу же припорошило снегом воспоминаний.

Снег долетел и до Саши. Он заметал впечатления, заметал огромные ёлочные игрушки, разбросанные под ногами гранитного Чернышевского, которому доверили охранять их, а может, он вызвался сам. Игрушки светились цветными гирляндами огней. Писатель поглядывал сквозь стекляшки оправы на людей, что день за днем праздновали Новый год и норовили сорвать что-нибудь на долгую память. Чернышевский готов был запустить книгу в любого, кто позарится на игрушки. Он был «на грусти», они «навеселе», потому что с высоты своего каменного интеллекта смотрел много дальше. С подогретой толпой его связывал только один общий вопрос: «Что делать?» Саша тоже подошла к писателю с тем же вопросом.