Читать «Легкомыслие» онлайн - страница 23

Ринат Рифович Валиуллин

К: Крыша вместо одеяла, все время падает на пол.

Ю: В доме должно быть тепло.

Ж: Должно быть одеяло.

У: Какой может быть дом у любовников?

К: Только шалаш.

Ж: Рай для милых?

А: В раю не нужны одеяла.

К: И крыша тоже.

Ж: Кровельщика вызывай чинить.

А: В раю вообще ничего не нужно.

У: Особенно грехов. Любовники никогда не попадут в рай.

Ж: Выходит, ты мужу изменяла в кафе? Ментально.

С: Вот и я хочу в этом разобраться. Существует такая расхожая теория, что главное не изменять головой, а телом вроде как не страшно. И кто-то даже готов простить.

Ж: Кто?

С: 50 % респондентов.

Ж: Это с женской точки зрения.

К: А с мужской совсем наоборот.

У: А мужская всегда с точки G.

А: Мужики обо всем рассуждают с высоты своего пениса.

К: Простите, но обычно женщины забираются на эту высоту.

А: Я образно.

Ж: Женщины забираются, а мужчины рассуждают.

А: Кофе не измена.

К: Прощена.

Психо 9,5

– Как вы себя чувствуете? – все еще держался за стакан с коньяком Герман. – Что это было? Привязанность? Неуверенность? Алкоголизм? Последнее вряд ли. Впервые за последний месяц добрался до коньяка. Усталость?

– Легко, только иногда усталость не дает взлететь, – ответила и на его вопрос Саша.

– А в театре?

– Дома.

– Хороший ответ. Врете?

– Актрисы не врут, они играют. Иногда чувствовала себя зрительским креслом, когда не шло, не игралось… Часто подвешенным занавесом, декорацией, когда выступаешь на трех ролях, софитом, если на горизонте забрезжит главная роль, мечта хватала за руку настроение и тащила наверх. Сцена – это горизонт, приятно его достичь и пройтись.

– Надоело играть на вторых ролях?

– Еще бы. Вы даже не представляете насколько. Будто стоишь за занавесом, как за занавеской, пока кто-то занимается сексом на сцене с твоей мечтой.

После этих слов глаза Саши ушли от моих. Она впала в задумчивость. Герман понял, куда уносили Сашу мысли. «Слово «театр» было решающим». Саша вспомнила свою обитель.

Театр был старинный, с родословной, с династиями артистов, скрещенных по всем законам жанра, так чтобы ни один отпрыск не пропал даром, ни одно зернышко не упало мимо сцены и дало какие-«никакие» плоды. Природа отдыхала на декорациях, зрители на креслах. Дух прошлого поселился в его драматических стенах. Это было видно по фотографиям великих лицедеев, провожавших зрителей в фас и в профиль, пока те шли от вешалки к залу. Великие смотрели свысока на очередь к искусству. Актеры подмигивали всякой сипатичной девушке и улыбались дамам, актрисы кормили томленым молоком своих белков и декальте узнававших их мужчин. На женщинах актрисы не задерживались, отпускали, хотя те подолгу не хотели отходить. Так и не сумев понять, чем они смогли купить мир, они со вздохом выказывали свое восхищение и тихо передвигались дальше, предаваясь закулисному шепоту, который надо было накопить, прежде чем закричать «браво» на поклоны актеров. Все были одеты в трепет. Скидывая с себя зимы и осени и сдавая их в гардероб, на самом деле зрители так или иначе облачались в невидимые наряды придворных дам и кавалеров и чувствовали себя в них непривычно, не дома.