Читать «Австрийский моряк» онлайн - страница 197

Джон Биггинс

«10 июля 1917 г.

Тому, кому это попадёт в руки

Мы, машиненгаст Отмар Хайнц и торпедоформан Анте Бжелич императорского и королевского ВВС Австро-Венгрии, остались на острове в качестве наблюдателей от нашего корабля, субмарины U26. Предполагаем, что нашу лодку потопили утром пятого числа во время атаки конвоя приблизительно в пяти милях к западу отсюда, потому что она не вернулась. У нас не осталось ни воды, ни пищи, нет никакого укрытия от солнца, и мы решили плыть на Крит, пока ещё остались силы. Мы думаем, что до острова приблизительно шестнадцать миль. В случае, если мы утонем по пути, нашедшего этот рюкзак просим проинформировать наше правительство и семьи о нашей судьбе.

Через пять минут мы возвратились на борт и подняли якорь. Весь день и вечер мы прочесывали море в поисках пропавших товарищей, двигаясь зигзагами туда и обратно по их вероятному курсу, пока не стемнело. В итоге пришлось смириться с неудачей и с печалью отправиться домой. Как только мы добрались до порта, Бжелича и Хайнца объявили пропавшим без вести, считая погибшими. Это висело грузом на моей совести еще несколько месяцев, пока в начале 1918-го морское командование не получило телеграмму от швейцарского Красного Креста.

Британский гидроплан обнаружил днем 10 июля двух человек приблизительно в четырех милях от побережья Крита. Гидроплан приводнился, взял их на борт и доставил в безопасное место, предполагая, что они выжили после кораблекрушения. Они ослабели и обезумели от истощения, но продолжали возмущаться, что им не позволили закончить плавание, и тогда они «могли сказать, что им это удалось». Обоих заключили в лагерь для военнопленных и отправили домой в 1919-м.

Если не принимать в расчет такие яркие происшествия, то жизнь на борту подводной лодки в патруле обычно являлась довольно скучной: целыми днями или даже неделями приходилось всматриваться в пустынный горизонт. Каждый час в море это пятьдесят девять и три четверти минуты скуки и пятнадцать секунд волнения или страха. Но, по крайней мере, жизнь для нас не была такой мрачной, как у немцев в Атлантике и Северном море, где приходилось бороться с отвратительной погодой, а также с бдительным и хорошо вооруженным врагом. Вообще-то у меня остались довольно приятные воспоминания о тех рейдах ради убийств и разрушений, как о мирных днях плавания по темно-синему Эгейскому морю, или отдыху на палубе спокойными вечерами, чтобы избежать удушающей жары внутри лодки.

Я сильно беспокоился о поддержании морального духа и всячески боролся со скукой, поэтому для музыкальных развлечений организовал на борту трио наподобие венского «Шраммеля». Файнштейн был довольно хорошим скрипачом, и у нас уже имелись аккордеон и гитара, так что свободные часы мы заполняли, наигрывая слащавые популярные мелодии нашего императорского и королевского отечества. Особой популярностью пользовался (но, должен признать, только не у меня после пятнадцати прослушиваний кряду) вальс «Моя матушка была венкой». Еще у нас имелся очень хороший портативный граммофон «Декка», найденный вместе с коробкой пластинок в дрейфующей спасательной шлюпке около Сицилии. Помню великолепную арию «Mio Il Tesoro» из «Дон Жуана» Моцарта в исполнении ирландского тенора Маккормика. Мелодия оказалась столь популярной, что пришлось ограничить использование этой пластинки и проигрывать ее один раз в день. Однажды воскресным утром, несколько недель назад, я услышал запись по радио. Даже сейчас мелодия навевает воспоминания о тех месяцах 1917-го — плеск волн и запахи дизельного топлива, гуляша и застарелого пота.