Читать «Королевство слепых» онлайн - страница 30
Луиза Пенни
– Я? – прошамкал Бенедикт с набитым ртом.
– Нет, не ты. – Рут оглядела его. И его волосы. – Я вижу, у Габри появился конкурент в борьбе за кресло деревенского дурня. Я говорю про него.
– Про меня? – спросил Люсьен.
– Да, про тебя. Я знала некоего Лоренса Мерсье. Он приезжал, чтобы обсудить со мной мое завещание. Твой отец?
– Да.
– Вижу сходство, – сказала она. На комплимент ее слова не походили.
– Так вы составили завещание? – спросила Рейн-Мари, возвращаясь с тарелкой на свое место у огня.
– Нет, – сказала Рут. – Решила ничего не делать. Нечего оставлять. Но у меня есть письменные инструкции на мои похороны. Цветы. Музыка. Парад. Речи всевозможных важных персон. Дизайн почтовой марки. Все как обычно.
– Дата? – спросила Мирна.
– Ну, я, может, еще и не умру, – ответила Рут.
– Если мы не найдем осиновый кол или серебряную пулю.
– Это только слухи. – Рут обратилась к Арману. – Так эта Берта сделала тебя исполнителем ее завещания, а ты ее даже не знал? Похоже, она чокнутая. Жаль, что я ее не знала.
– Впрочем, она не первая оставляет странное завещание, – сказала Рейн-Мари. – Разве завещание Шекспира не лишено странностей?
– Oui, – сказал Люсьен, почувствовав себя наконец на знакомой почве. – Оно было вполне стандартным до конца, в котором он написал: «Оставляю моей жене мою вторую лучшую кровать».
Это вызвало смех, потом наступила тишина: они, как ученые, несколько веков пытавшиеся понять, что это означает, пытались осмыслить услышанное.
– А как насчет Говарда Хьюза? – спросила Мирна. – Ведь он умер, не оставив завещания.
– Да что говорить, он и в самом деле был чокнутый, – усмехнулась Рут.
– Моя любимая цитата из Хьюза: «Я не слабоумный миллионер, впавший в паранойю. Я миллиардер, черт побери», – сказала Рейн-Мари.
– Это мне знакомо, – кивнула Рут.
– Его завещание в конце концов было урегулировано, – добавил Люсьен.
– Да, – сказала Рут. – Спустя почти тридцать лет.
– Черт побери, – произнес Бенедикт, обращаясь к Арману, – надеюсь, нам потребуется меньше времени.
– Ну, я надеюсь, что мне потребуется меньше времени, – ответил Арман, произведя в уме подсчеты.
В комнате похолодало, и они стали жаться поближе к огню, слушая Люсьена Мерсье. Тот рассказывал о человеке, завещавшем по пенсу каждому ребенку, который придет на его похороны, и о мужьях, которые наказывали жен и детей из могилы.
– «От матери с отцом затрах, / Как и от их любви избытка», – процитировала Рут.
– Я знаю это стихотворение, – сказал Бенедикт, и все глаза обратились к нему. – Но оно о другом.
– Неужели? – сказала Рут. – Ты разбираешься в поэзии?
– Не то чтобы разбираюсь. Но эти стихи я знаю, – сказал Бенедикт.
Он или не почувствовал сарказма, или, по крайней мере, оказался непроницаемым для него. «Полезная черта», – подумал Арман.
– И как же, по-твоему, дальше? – спросила Рейн-Мари.
– «Родительских забот предмет, – без запинки, легко проговорил молодой человек, – ты рос и зрел под их крылом».
У всех сидевших вокруг печки глаза полезли на лоб.
– «Всю дрянь, что держат в голове, – сказала Рут, как дуэлянт надвигаясь на Бенедикта, – тебе в мозги вливают – пытка».