Читать «Горшок золота» онлайн - страница 46

Наконец в далекой дали углядел он мерцающий трепетный огонек и двинулся к нему сквозь вихри вереска, через навалы камней и промоченные насквозь трясины. Приблизившись к огню, он разобрал, что это факел из толстых ветвей, пламя на ветру качалось туда и сюда. Факел держала у мощной гранитной скалы железная петля. В стороне от факела виднелась щель в камнях, и Философ сказал:

– Залезу внутрь да посплю до утра. – С этими словами пробрался он внутрь. Очень скоро расселина свернула вправо, и там нашелся еще один закрепленный на стенке факел. Завернув и за тот угол, Философ замер в онемелом изумлении, а затем укрыл лицо руками и поклонился до земли.

Книга III

Два бога

Глава XII

Кайтилин Ни Мурраху сидела в пещерке за Горт на Клока Морой одна. Ее сотоварищ ушел – такова была его привычка: гулять солнечными утрами и играть на дудочке среди безлюдных зеленых просторов, где, возможно, любый ему скиталец уловил бы эту манкую сладость. Посиживала Кайтилин и размышляла. Прошедшие дни разбудили ее тело – разбудили они и ум, ибо с первым просыпается и второе. Уныние, что посещало ее прежде, когда она заботилась об отцовской скотине, навестило вновь, но теперь сделалось узнаваемо. Кайтилин понимала, что́ там шепчет ветер над покатым полем, чего она не умела назвать, – то было Счастье. Робко предвосхищала она его, но увидеть все же не могла. То был жемчужно-бледный призрак, едва очерченный, слишком хрупкий – рукою не тронешь, и слишком отчужденный – не потолкуешь с ним. Пан говорил ей, что он податель счастья, но Кайтилин получила от него лишь непокой, да лихорадку, да томление, какое не утолить. Вновь чего-то недоставало, и этого она не могла ни облечь в слова, ни даже устранить никакой близостью. Ее новорожденная Мысль обещала ей все на свете, даже в обличье Пана, – и дала… Кайтилин не умела сказать, дала ли ей мысль хоть что-то или же ничего. Слишком уж быстро угадывались пределы той Мысли. Кайтилин отыскала Древо Познания, но с каждой стороны от него черно рвалась ввысь великая стена, отгораживая ее от Древа Жизни, – ту стену мысль не способна была одолеть, пусть чутье и подсказывало, что стена эта рухнет, стоит Кайтилин устремиться вперед; но нет чутью хода, когда в неверии вышколена мысль, и стена та не будет повержена, пока не соединятся браком Мысль и Инстинкт, и первенец этого союза назовется Верхолазом Стены.

Итак, после безмятежной истомы невежества напала на Кайтилин мятежная истома мысли. Тот самый труд ума, у коего из поколения в поколение в муках рождался восторг – пророчество, которое человечество поклялось исполнить: узреть сквозь всякую мглу и колебания грёзу веселия, где невинность утра уж более не чужда будет нашей зрелости.

Пока размышляла Кайтилин так, вернулся Пан – слегка обескураженный, что не нашлось ни одной человеческой души, какая послушала бы его дудения. Просидел он совсем недолго, как вдруг снаружи радостной хоровой песней разразились птицы. Прозрачные и плавные трели, сочные наигрыши и сладостные трезвучия младенчества сливались, плясали и попискивали в воздушных просторах. Округлая, мягкая нежность песни то накатывала, то отступала, а затем высокий полет прервался, миг помедлил и унесен был прочь – к еще более тонкой и чудесной возвышенности, пока – вдали – та восхищенная песнь не достигла вершины сладости, где поворотилась, резко прянула вниз и сообщила о своем счастливом возвращении под торжествующие клики собратьев внизу, катя восторги песни, от коей на миг возрадовался весь белый свет и скорбный люд, что по нему блуждает; а затем так же внезапно, как началось, пение прекратилось, стремительная тень затмила проход, и в пещеру вошел Энгус Ог.