Читать «Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц» онлайн - страница 212

Борис Акунин

На старости лет, подводя итоги своей бурной жизни, граф Федор Васильевич напишет о себе так: «В 1765 году 12 марта я вышел из тьмы и появился на Божий свет. Меня смерили, взвесили, окрестили. Я родился, не ведая зачем, а мои родители благодарили Бога, не зная за что. Меня учили всевозможным вещам и языкам. Будучи нахалом и шарлатаном, мне удавалось иногда прослыть за ученого. Моя голова обратилась в разрозненную библиотеку, от которой у меня сохранился ключ. Меня мучили учителя, шившие мне узкое платье, женщины, честолюбие, бесполезные сожаления, государи и воспоминания… В тридцать лет я отказался от танцев, в сорок перестал нравиться прекрасному полу, в пятьдесят – общественному мнению, в шестьдесят перестал думать и обратился в истинного мудреца или эгоиста, что одно и то же… Никогда не обладая умением владеть своим лицом, я давал волю языку и усвоил дурную привычку думать вслух. Это доставило мне несколько приятных минут и много врагов».

Ф. Ростопчин в павловские времена. С. Тонци

«Нахальство», «язык» и «дурная привычка» мешали этому предприимчивому деятелю занять прочное положение при дворе. Довольно скоро после первоначального взлета он угодил в опалу, вызвав гнев императора. Потом Павел без него соскучился и вернул обратно, поручив Ростопчину почтовое министерство, а затем и ведение иностранных дел. Граф стал инициатором и архитектором резкой смены политического курса, который в последний год жизни Павла рассорил Россию с Британией и чуть было не привел к союзу с республиканской Францией. Однако за три недели до убийства императора фавор Ростопчина опять закончился. Интригуя против одного из своих соперников, вице-канцлера Никиты Петровича Панина, Ростопчин несколько заигрался и в феврале 1801 года возмущенный Павел выслал самого дельного своего соратника из столицы. Если б граф остался в Петербурге, очень вероятно, что заговор провалился бы.

В историю Федор Ростопчин, впрочем, войдет не в качестве павловского министра, а как человек, которому молва приписывала сожжение в 1812 году Москвы, где граф состоял генерал-губернатором.

Другой видный деятель эпохи, Алексей Андреевич Аракчеев, являлся фигурой совсем иного рода. Если Ростопчин был близок чудаковатому царю своей эксцентричностью, то педант и служака Аракчеев совпадал с Павлом маниакальной любовью к прусскому порядку.

Этот отпрыск бедного дворянского рода, лишенный шансов на хорошую карьеру в екатерининской армии, нашел себе пристанище близ цесаревича. Он возглавлял маленькую гатчинскую артиллерию и довел ее до образцового состояния.

Свое дело он знал превосходно, отличался исполнительностью и дотошностью, а главное, был по-собачьи предан господину. Заняв престол, Павел осыпал Аракчеева милостями. Сделал его сначала бароном, потом графом, генерал-инспектором всей артиллерии. Артиллерия от этого сильно выиграла, но в целом репутация у графа Алексея Андреевича была ужасная. Временщика ненавидели за тяжелый характер и грубость, которой Аракчеев еще и бравировал (его девиз был «Предан без лести»). Враги дважды воспользовались оплошностями фаворита, чтобы опорочить его в глазах царя. Первый раз (в 1798 году) опала длилась недолго, но осенью следующего года он был вновь отставлен от службы и выслан. Этого верного соратника в момент заговора около царя тоже не окажется.