Читать «Двуглавый орел» онлайн - страница 201

Он моргнул за стеклами очков.

— Храбрость покинула кавалера ордена Марии Терезии. Я понимаю — ВВС слишком для него опасны. И каковы причины требовать перевода, скажите на милость? Я не могу просто написать в бланке "трусость", знаете ли.

Я постарался сохранить спокойствие.

— Я требую перевода, чтобы находиться как можно дальше от такой мерзости, как вы: командира авиаторов, который, насколько мне известно, ни разу не летал на аэроплане, чей единственный талант — разводить бюрократию и отправлять храбрецов на смерть ради графиков на миллиметровке.

— Попридержите язык, Прохазка, такие разговоры попахивают трибуналом, и я вправе... вправе потребовать от вас удовлетворения.

Я заметил, как дернулось его лицо, когда он произносил эти слова.

— Герр командир, вы, как и я, конечно, в курсе, что устав запрещает офицеру в военное время вызывать командира на дуэль. Иначе вас бы уже давно не было в живых.

— Это возмутительно! Вы, очевидно, расстроены.

— Покорнейше сообщаю, что, если я и расстроен, герр командир, это вызвано тем, что я видел, сколько человеческих жизней потрачено бесцельно за прошедшие три месяца. На самом деле мне просто сообщили, что моего пилота послали на смерть от переохлаждения и ран на леднике высоко в Альпах, чтобы жена фельдмаршала могла получить пакет писем на день раньше, чем по почте. Это мне не нравится, и я не хочу больше в этом участвовать.

— Чушь. Ваша обязанность состоит в том, чтобы выполнять любые задачи, поставленные командованием. Приказ есть приказ. Так или иначе... — Он хмыкнул. — Мне непонятно, из-за чего такой переполох. Ваш пилот был всего лишь рядовым...

Как мне рассказывали впоследствии, когда в кабинет ворвался ординарец, то обнаружил, что я стою на коленях на груди Краличека, схватив его за горло и выжимая из него жизнь, одновременно колотя его головой по полу. Еще пять секунд, сказал офицер-медик, и я бы, вероятно, попал под трибунал по обвинению в убийстве. Я лично ничего не помню, только слепой, убийственный животный гнев, какого я никогда не испытывал прежде или потом.

Мне приходилось убивать в бою и предстояло делать это снова, но никогда меня не переполняло такое явное и неотвратимое, почти исступлённое желание лишить человека жизни. Сжимая горло Краличека, я видел перед собой не его отвратительные черты — я видел юное, мертвенно-бледное лицо убитой горем Магдалены, стонущего в бреду Тотта со стекленеющим взглядом на том проклятом леднике, легкий нервный тик самодовольного Конрада фон Хетцендорфа, ухмылку тлеющего обгорелого черепа Ригера в мой первый день в Капровидзе — всех безликих, беспомощных жертв всеобщего помешательства, называемого войной.

Конечно, разразился ужасный скандал. Кавалер ты ордена Марии Терезии или нет, война или не война, большинство армий в мире тогда, да наверняка и сейчас, сочло бы попытку задушить командира весьма серьёзным нарушением дисциплины.

Лишь счастливая случайность в конце концов спасла меня от трибунала, и, возможно, от расстрельного взвода. На следующий день, 19 октября, эскадрилья 19Ф прекратила свое существование и официально снова объединилась с основным подразделением, эскадрильей 19. Поэтому моим новым командиром стал не гауптман Рудольф Краличек, который лежал в госпитале в Марбурге, а гауптман Адольф Хейровски, сказавший: