Читать «Двуглавый орел» онлайн - страница 166

Джон Биггинс

Надпись на монументе гласила: "Giovenezza, Giovanezza, Sacra Primavera di Bellezza!" — "Молодость, молодость, священная весна красоты!" Честно говоря, мне показалось, что для человека, которому в то время исполнилось почти сорок пять, это немного чересчур.

Вообще-то тем сентябрьским утром, когда аэроплан поднялся в небо над Адриатикой, я не в последний раз видел майора Оресте ди Каррачоло. Помню, это произошло в 1934 году, когда по делам польского военного флота я снова попал в порт Фиуме, для посещения бывшей верфи Ганц-Данубиус в Бергуди, теперь переименованной в Кантиери Навале ди что-то там.

С тех пор как я в последний раз видел этот город, когда четыре года учился в императорской и королевской Военно-морской академии, многое изменилось. Теперь я, седой капитан, приближающийся к полувековому юбилею, занимался организацией только что созданного польского подводного флота. А что касается Фиуме, город стал самой восточной окраиной Италии, которую возглавлял Муссолини.

Годы были не слишком снисходительны к нам обоим, но в итоге, осмотрев обшарпанные улицы этого некогда оживлённого города, я решил, что Фиуме пришлось хуже. От звания главного города, более того, единственного морского порта венгерского королевства, статус Фиуме понизился до города-призрака, спорной территории на границе с Югославией, разделённой пополам отвратительным ржавым забором из колючей проволоки и гофрированного железа.

Большую часть этого сделали политики, остальное — Великая депрессия. Мне в этом городе требовалось изучить старые верфи Данубиуса, участвующие в тендере на поставку подводных лодок для польского флота. Я пришёл к выводу, что самую выгодную почти во всех отношениях сделку предлагал польским налогоплательщикам другой участник тендера, верфь "Фейеноорд" из Роттердама.

Так что, написав отчёт в номере старого отеля "Ллойд палаццо" и внеся тем самым свой небольшой вклад в упадок Фиуме, я отправился на прогулку, поскольку мне надо было убить полдня до поезда в Вену.

"Никогда не возвращайся назад" — я всегда считал это законом жизни. Процветающий город, где я когда-то провёл четыре года юности, стал теперь нищим и оборванным призраком прошлого — живое кладбище, где на улицах росла трава и бродячие собаки рылись в отбросах, некрополь, населённый калеками, нищими и сошедшими с ума от ужаса, такой же, как любой другой порт Италии или Леванта, но к несчастью, оказавшийся на границе центральной Европы — как трущобы Неаполя без неаполитанского веселья.

Ещё сильнее подавленный, я повернул назад от старой Морской академии — теперь полуразрушенной "общественной больницы" — из тех, что служат последней станцией перед кладбищем, и остановился в кафе, которое я когда-то знал как "Riva Szapáry", теперь переименованном в "Via Vittorio Emmanuele" или что-то вроде того. Стоя у бара, я услышал за спиной голос.