Читать «„Акацуки“ перед Порт-Артуром (из дневника японского морского офицера)» онлайн - страница 35

Японский брандер, затопленный у Порт-Артура.

Наступило утро: серое, холодное и неприветливое. Вдали я разглядел неясные очертания береговых гор, следовательно, я не отошел далеко от рейда Порт-Артура. В противоположность с встающему небу, вода казалась совершенно черной; только кое-где на поверхности волн вскакивали белые гребни. У берегов вставал седой туман, сливая очертания гор с береговой линией. Зная часы отлива, я нисколько не тревожился за мою дальнейшую участь, пока находился в виду берегов. Времени до начала прилива пройдет достаточно, так как в этом благословенном месте он бывает только два раза в сутки. Мне оставалось надеяться, что меня заметят наши суда, возвращающиеся с ночного предприятия, или те, которые адмирал Того собирался послать с наступлением утра на рейд. Становилось все светлее. Я привязал весло к одной из скамеек наподобие мачты и повесил вместо флага мокрую куртку. Стало страшно холодно, но все же лучше померзнуть несколько часов, нежели утонуть или умереть с голоду.

Часов в шесть утра я заметил на горизонте высокие столбы дыма: это шла наша эскадра на бомбардировку Порт-Артура. Крейсера шли, конечно, впереди. Затем, к великой моей радости, я увидел восемь или десять низких полос дыма: характерный признак быстро идущих миноносцев. Так как отлив вынес меня в море по прямому направлению от рейда, то я находился теперь приблизительно на высоте Ляотешана, следовательно, крейсера и миноносцы не минуют меня. Надо было воспользоваться этим обстоятельством и постараться обратить на себя внимание. Я взял весло с привязанной курткой в руки, взобрался на скамейку и стал размахивать во все стороны моим флагом, совершенно так, как это делали герои кораблекрушения в романах и на картинках. Хорошо, когда обладаешь некоторым легкомыслием. Серьезность моего положения не приходила тогда мне в голову. Вертясь во все стороны с курткой в руках, я думал только о тепле, еде и питье и ни о чем больше другом. Я даже не вспоминал о своей неудаче и о той дюжине храбрых людей, которые были под моей командой, а теперь, вероятно, погибли. На войне становишься совершенно равнодушным к себе и другим. Миноносцы быстро подходили и в скором времени заметили меня. Чтобы показать это мне, понимая, что я в отчаянии, они несколько раз подняли и спустили флаг, а я в восторге, что поем и отогреюсь, так высоко подбросил мое весло с курткой, что оно, описав громадную дугу, упало в море. Через несколько минут ко мне подошел «Сазанами», два матроса спрыгнули ко мне в лодку, привязали ее, и в следующий момент я был, как тюк, поднят и перенесен на борт. Но я слишком понадеялся на свои силы: в конце концов они изменили мне. Мои ноги казались отмороженными, так как лодка была полна воды, которую я и не заметил, пребывая все время в полусознательном состоянии. Командир, мой старый приятель Курозли, был несказанно удивлен, выудив меня при подобных обстоятельствах. Я не мог ничего рассказать и только стучал зубами, стараясь объяснить, что я голоден. Меня отнесли в каюту командира и уложили на его койку. Я скоро оправился, и меня начало забавлять мое пребывание на торпедном судне в качестве пассажира. Я появился как раз в то время, чтобы увидеть, как наши миноносные суда вступят в бой. Наши броненосцы находились за нами, следовательно, еще дальше от рейда и стреляли время от времени из средних орудий. Русские, с тех пор как Макаров начал ими командовать, стояли в боевом порядке на рейде. Я насчитал пять линейных судов и большое количество крейсеров, которые теперь быстро шли на нас, то есть на находящиеся позади нас, наши крейсера. Мы удирали на всех парах, что нам и удалось, благодаря тому, что расстояние между нами с самого начала было очень велико. Я заметил их: это были «Аскольд», «Новик» и «Баян». После неудачи с пароходами наша эскадра не хотела вступать в бой, а потому и ушла, взяв юго-восточный курс. Когда Порт-Артур скрылся из виду, мы были все собраны сигналом с флагманского судна, и «Миказа», «Яшима», 3 броненосных и 2 маленьких крейсера получили приказ идти за углем в Сасебо. Остальной флот остался, как всегда, под Порт-Артуром, с крейсерами впереди. По всей вероятности, часть броненосцев прикрывала в это время высадку войск в Цинампо. По дороге в Сасебо я сосчитал наши торпедные суда. Удивительно, но ни одно из них не только не утонуло, но даже и не было выбито из строя во время нашего ночного предприятия. По-видимому, русские сосредоточили все свое внимание на пароходах. Им удалось расстрелять их всех, прежде чем они достигли прохода. Миноносец, утопивший мой пароход, был «Сильный», и наши ему потом хорошо отплатили. Он больше не был в состоянии маневрировать и выбросился на берег. На обратном пути я посетил «Акацуки», где у меня остались почти все вещи, и мой заместитель встретил меня с радостным изумлением: он думал, что я лежу на морском дне, как вся моя команда, из которой не спасся ни один человек. За это время «Акацуки» не сделал ничего толкового, и моего заместителя на нем преследовали постоянные неудачи. В этот вечер, когда он выходил из каюты, на него свалились три ящика с зарядами, сбили его с ног и так ушибли, что он почти всю ночь пролежал в обмороке. Штурман пока занял его место. Кажется, пора мне принять снова командование судном. Но пока мы сидим здесь и собираемся с силами, так как матросы и офицеры совершенно изнурены. Надо надеяться, что наступающая весна облегчит наши плавания. В нашем теперешнем состоянии нам трудно противостоять врагу, и как бы энергично ни действовали наши молодцы, они никогда не будут на должной высоте. И это, конечно, не их вина. Мне мое приключение и холодное купание принесло порядочный вред: рана на плече открылась, началась лихорадка, самочувствие стало отвратительным. Надеюсь, что к следующему выходу мое здоровье восстановится.