Читать «Ягоды бабьего лета» онлайн - страница 120

— Любовь Антоновна, не знаю, что вы имели в виду, говоря про «подноготную любви», но я сегодня на уроке заметила, как Крольчевская шушукалась с Прониной, а та бросала записки Додикову. Этот Додиков буквально не дает покоя Ане с Линой Горелик. Девочки сейчас пересели на средний ряд, как раз перед Додиковым с Грозных…

— Я знаю. Ну, и что он вытворяет?

— У него ведь язык без костей. Мелет всякое. Я прислушалась — боже мой! Настоящие издевательства! Просто изощренный тип. И не дурак. Речь с виду гладкая, безобидная, но вдуматься — завуалированная похабщина. Бессовестный тип!

— Совесть для таких, как Додиков, — пустой звук. Ладно, спасибо за информацию, Нина Николаевна. Пойдемте, а то опаздываем на урок.

Люба вошла в кабинет. Седьмой «В», секунду назад представлявший собой нечто вроде стадиона во время футбольного матча за кубок Европы, моментально затих. Все встали, приветствуя учителя. Люба поздоровалась, отметив про себя, что поза Додикова и весь его вид вызывают в ней отвращение. «Спокойно, — одернула она себя. — Он всего лишь ребенок, испорченный, наглый, но ребенок. Надо попытаться хоть что-то сделать для него. Не может такого быть, чтобы уроки нравственности проходили бесследно. Должно же хоть что-то остаться в его душе!» Вслух она произнесла:

— Сегодня поговорим о подлости.

Класс загудел. Все с интересом уставились на учительницу.

— Да, да. Я не оговорилась. Вот ваши тетради для самостоятельных работ. Оценки я уже выставила в журнал. Вы можете полюбоваться на них на перемене. А я кое-что выписала для себя из ваших тетрадей, на память, так сказать. Об этом и пойдет речь.

Люба увидела кривую усмешку Додикова и, не отрывая от него глаз, медленно процитировала:

— Один ученик написал: «Я бы не простил своему однокашнику предательства. Совершая предательство, человек убивает свою честь».

Люба подошла к доске, взяла мел и красивым почерком написала на доске последнюю фразу: «Совершая предательство, человек убивает свою честь».

— Сказано хорошо, — она вновь посмотрела на Додикова, лицо которого пошло красными пятнами, — придраться не к чему. Было бы еще прекраснее, если бы этот ученик и в жизни берег свою честь, не убивая ее на каждом шагу. — После паузы она продолжила: — А вот из другой тетради: «Я никогда не прощу обман. Обманывая друга, этот одноклассник постепенно превращается в вонючего скунса».

Класс грохнул от дружного смеха. Смеялась и Люба. Когда все более-менее успокоились, Люба прочитала еще одну выдержку из ученической тетради: «Мне не нравится в моей подруге одна подлая черта. Это — стремление любой ценой быть первой. Она живет по принципу французских королей: разделяй и властвуй! Натравливая одноклассников друг на друга, она чувствует себя королевой, облеченной неограниченной властью. У нее, как у королевы, есть верные вассалы, служанки, лакеи, стражи и комнатные собачки. Обидно, что все они — мои одноклассники».

В классе наступила такая тишина, что явственно стал слышен шум улицы. Люба закрыла свою тетрадь с выдержками из ученических работ и села за стол. Она хотела сделать запись в журнале, но тут произошло непредвиденное. Яна Крольчевская, вся в слезах, вскочила со стула и, с трудом сдерживая рыдания, выбежала из класса. Люба посмотрела на Лину. Та сидела с опущенной головой, сжавшись словно пружина, нервно теребя угол тетради. Аня, бледная, взволнованная, искоса посматривала на Лину и что-то шептала ей, чуть шевеля губами. Остальные постепенно приходили в себя от шока — задвигались, зашептались. Алтуфьев исподлобья смотрел на Любу, но, поймав ее взгляд, потупился.