Читать «Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают» онлайн - страница 101

Артем Владимирович Драбкин

– Вы уже несколько раз говорили о привилегированном положении водителя. В чем там дело?

– У него была самая большая нагрузка. Он должен был смотреть, чтобы не наехать на мину. Он должен был держать правильную дистанцию, справа и слева, с остальными машинами. Он должен был ориентироваться на местности. Когда мы не воевали, на марше, он работал, а все остальные просто сидели в танке. Особенно тяжело было ездить ночью. Свет включать было запрещено, мы надеялись только на него.

– Экипаж танка на марше сидел внутри или снаружи танка?

– Когда не было опасности, когда в воздухе не было железа, иногда сидели снаружи.

– Пехотинцев вы возили?

– Да, на марше возили. На танк помещались десять человек, не больше. Иногда пехота десантом сопровождала нас, когда нужно было подавить. Но в основном танки были чистым оружием нападения – прорваться и ехать вперед. Мы не должны были смотреть ни направо, ни налево, все это делала пехота, саперы, артиллерия.

– Насколько большой была дистанция между солдатом и унтер-офицером?

– До войны – очень большой. Во время войны такого различия не было. Разумеется, я подчинялся командиру роты, батальона, но мы могли вместе выпить и так далее. Бывало, что офицеры и солдаты обращались к друг другу на «ты». Что касается обеспечения, у нас оно было одинаковым. В итальянской армии и венгерской была разница, там офицеры получали дополнительный паек. У нас все получали одинаково. Был специальный унтер-офицер, который получал и распределял продовольствие.

– В русской армии солдаты зимой получали водку. Вы получали?

– Нет. Только иногда мы получали коньяк. Но не всегда. Чаще всего его давали перед наступлением. Иногда зимой давали вино, и мы делали глинтвейн. Что-то можно было купить в маркитантской лавке, например лезвия для бритв, мыло, сигареты, но не алкоголь.

– Ваша дивизия была из Вены, вы получали какие-то посылки от населения?

– Да. Даже когда я был в резервной части, получали посылки с едой. Я их забирал домой, мы их ели дома.

– Из-за того, что у вас была семья, вы получали какие-то привилегии, дополнительный отпуск, например?

– Нет. Привилегией было то, что я не должен был ночевать в казарме. И если я хотел куда-то пойти, мне не нужно было отпускное свидетельство. Если я куда-то уезжал, мне надо было получать разрешение, а так я мог передвигаться как хотел, я ходил гулять с детьми в униформе, тогда у нас не было гражданской одежды. Мы всегда были в форме, даже в свободное время.

– В 1941 году у вас были хиви?

– Мы их получили только после того, как началась война с Россией. У нас их было двое, они работали на кухне. Когда нас отправили во Францию в 1944-м, они поехали с нами.

26 ноября 1941 года мы вошли в населенный пункт Пешки. Выбрался из танка осмотреться. Внезапно неподалеку от меня разорвалась мина. Ее осколком я был ранен в голову. Когда пришел в себя, сообразил, что нахожусь на дивизионном пункте приема раненых. Голова перевязана. Как потом выяснил, в правом виске засел осколок мины. В ту же ночь меня с другими ранеными перевозят в госпиталь в Клин. Поскольку русские перерезали туда дорогу, мы вынуждены были добираться в объезд через лес, подвергаясь риску нападения партизан. В Клину мне сменили повязку, уложили отдыхать – медики диагностировали сотрясение мозга.