Читать «Юрий Тынянов. Сочинения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 76

Тут она только заметила Александра и охнула. Он ухватился за нянькин подол, и с него взято обещание ничего не говорить родителям.

— Не то пропаду я с вами, старая дура, — Лев Сергеич не проснулся бы, да и с вами, батюшка, горе.

Девки застыдились и не хотели гадать при барчонке и учителе.

— Александр Сергеич еще дите, — сказала Арина, — при нем можно, а мусье блажной и не нашей породы. При них можно-.

И девки рассыпались по переулкам.

Загадала Катька. Все было тихо, и вдруг издали послышался мелкий, чистый, дробный колокольчик — летели сани, летели и пропали.

Все девки громко дышали, а Катька заплакала и засмеялась.

— На сторону пойдешь, — сказала Арина одобрительно, — колокольчик чистый, к счастью, только далекий, не скоро еше.

Загадала Грушка,—и вскоре из переулка послышался разговор и смех, три молодца шли, смеялись вполпьяна, и один говорил: «Ух, не робей!» — увидев девушек, засмеялись, один запел было и вдруг довольно внятно, с какой-то грустью и добродушием выругался.

Грушка стояла, расставив ноги и смотря на Арину каменным взглядом.

— Ничего, разговор хороший, не со зла, — сказала Арина, — к большому разговору это, надо быть, к сговору. Голос хороший. А что ругался — так без сердца.

И Грушка тихонько всхлипнула. •

Загадала Татьяна, — и совсем недалеко, из соседнего дома, выбежал черный лохматый пес и залился со злостью, привизгивая, на мороз.

Девки засмеялись. Арина на них шишкнула. Они оробели и замолчали.

— Муж сердитый, —- сказала важно Арина, — гляди, лохматый какой собачище.. Здесь такого раньше и не бывало.

Татьяна заревела вполрева, уткнувшись в рукав. Монфор погладил ее по голове.

— Не плачь, — сказала Арина, — стерпится еще, — вот и мусье тебя жалеет.

— Горькая я, — сказала Татьянка, захлебываясь и дрожа. Потом она вдруг повеселела и влепила звонкий поцелуй Монфору. Девки засмеялись.

— Эх, пропадай!

И она обняла Монфора за шею. Монфор смеялся со всеми.

Арина рассердилась и плюнула.

— Будет вам, охальницам, — сказала она сердито и повела Александра спать. — Не годится, маменька наедет, осерчает, и нам с вами, батюшка Александр Сергеевич, отвечать.

Он спросил няньку быстро — отчего Татьяна плакала.

— Сердитого мужа нагадала. Вчера лучины девки жгли, ее лучина неясно горит, невесело. Вот она и плачет, А вы, батюшка, подите спа^ь, не то мусье заругает.

Александр долго не спал; Монфор не являлся. Наконец он появился, веселый, и тихо засмеялся в темноте. Он тихо окликнул Александра. Александр притворился, что спит, и француз стал раздеваться, тихо насвистывая какую-то песню. Потом он выпил бальзаму. Стараясь не разбудить детей, он бормотал свою нескладную песенку:

Oh, 1’ombre d’une brosse,

и протяжно, счастливо зевнув, француз сразу же заснул.

А Александр не спал.

Мороз, босые девичьи ноги, хрустящие по снегу, звук колокольчика, собачий лай, чужое горе и счастье чудесно у него мешались в голове. В окно смотрел московский месяц, плешивый, как дядюшка Сонцев. В печке догорали