Читать «Юрий Тынянов. Сочинения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 279

И все еще держась, не впадая в дремоту, которая обычно им в этот час поминутно овладевала, он стал с живостью разговаривать с Разумовским.

Разумовский ничего не разумел. Он сказал, что хотел бы образовать Пушкина в прозе.

— Оставьте его поэтом, — сказал ему Державин и отмахнулся неучтиво.

И все так же держась, только сильно тряся головою, он сидел за долгим обедом й ел на этот раз много и жадно, пользуясь, отсутствием супруги, которая, наслушавшись медиков, отнимала у него за столом самые вкусные яства; отпил глоток вина, выслушал лепет Сергея Львовича и даже ответил ему; а отъезжая из Царского Села, повалясь на подушки возка, уже засыпая, пробормотал еле слышно старому кучеру, которого, как и камердинера, тоже звали Кондратием:

ь— Во весь опор!

Часть третья

ЮНОСТЬ

1

Когда дядька Фома сказал ему, что его дожидаются ’ господин Карамзин и прочие, сердце у него забилось, и он сорвался с лестницы так стремительно, что дядька сказал, оторопев: «Господи Сусе».

Он никак не мог привыкнуть к быстрым переменам в лице, к движениям господина Пушкина, нумера четырнадцатого.

Его дожидались в библиотеке. Родителей пускали просто в общую залу.

Уже с месяц Карамзин жил в Петербурге, и все было полно слухами о нем: он приехал хлопотать об издании своей «Истории» перед царем. Толстая Бакунина передавала, что царь его принял с распростертыми объятиями, и все решено; впрочем, в другой раз сказала сыну и его 444

товарищам, что пока ничего не решено и даже ничего не известно. Вообще более о Карамзине она не пожелала говорить.

Только накануне приехал Куницын и рассказывал об успехе Карамзина: все на руках носят, и двор принужден был согласиться на издание. Говорили о каком-то празднестве, данном в честь его. А теперь вдруг он оказался в Царском Селе, в лицее.

Он был не один: заложив руки за спину, стоял посреди галереи дядюшка Василий Львович и еще третий— мешковатый, со вздернутыми плечами и в очках,— Александр его видел в первый раз и сразу догадался: Вяземский. Василий Львович обнял его, как всегда делал это при других: не глядя на него и косясь в сторону друзей.

Вяземский наблюдал исподлобья и переглянулся с Александром.

— Ваше превосходительство, — сказал он Василыо Львовичу, напоминая, — староста арзамасский! '

Дядя медлил.

— Вот!—сказал ему Вяземский.

— Помню, ваше превосходительство, — ответил дядя молодцевато. Рыжеватые мягкие волосы у Вяземского были всклокочены, и задорный чуб дыбом стоял на затылке. Он был похож на петуха, готового в любую минуту броситься в бой.

И они засмеялись, а Карамзин покачал головой.

Дядю никто никогда не называл превосходитель’ ством, да он им и не был, а Вяземский и подавно. Это дурачество было ново и ни на что не похоже. Это были арзамасские шалости. У Александра дух перехватило.

Все было ново для него.

Дядя вынул из кармашка лоскуток, откашлялся и одернул жилет, как всегда делывал перед чтением экспромта.

Нет, это вовсе не были стихи. Дядя, сбиваясь на каждом слове и брызгая, усердно читал не то церковно-славянскую грамоту, не то какое-то кляузное отношение приказного: