Читать «Юрий Тынянов. Сочинения в трех томах. Том 3» онлайн - страница 190

Назавтра лекцию свою он начал с достоинства слога. Профессор недаром бессонными ночами, когда думал о своей судьбе и повторял любимые стихи: Державина и свои собственные, более всего размышлял над тем, что такое достоинство слога. Простой слог был способ писать так, как говорят. Некоторые его ложно называли низким только потому, что он не был высок. Но выражения, слова, мысли в сем слоге вовсе не низки, они обыкновенные, но благородные.

Он добился внимания. Кюхельбекер, скрипя пером, записывал. Более того, Пушкин, обычно небрежный, со взглядом быстрым, но неуловимым, доказывавшим рассеяние, смотрел на него, соображая и, видимо, запоминая.

Простота мыслей, чувств и слога соблюдаются в письмах, разговорах, повестях, романах, ученых сочинениях, баснях, сказках, комедиях, сатирах, пастушеских и мелких стихотворениях. Но где учиться простому слогу?

Он наслаждался: ему внимали прилежно и в самом деле ждали ответа на этот вопрос, Илличевский писал басни, а Пушкин, кажется, комедии и сатиры. Самое трудное была простота, и юнцы уже чувствовали это: недаром рвали в клочки по углам свои рукописанья, не зная, что им нужно, чего недостает. Недоставало не мыслей, которых пока им неоткуда взять, не звуков, которыми полны их головы, звуков заемных,— недоставало простоты.

Он помедлил. •

— Не на площадях нужно искать простоты, ибо от сего стиль площадной, а в разговорах высшего круга людей. .

Высшего круга людей многие из них и не нюхали, а он только третьеводни был на приеме у Разумовского. Василья - Львовича Пушкина, брызжущего слюною поэта, он ни в коем случае не мог причислить к высшему кругу. Дмитриев—дело другое. Он заставил их записать правила ясности слога: знание предмета, связь мыслей, точность слов. Правила были неоспоримы, но он любил облагородить сухую теорию прозаическую образами поэзии и поэтому заодно продиктовал, что ясность слога бывает дневная, лунная и солнечная. Мысли его вообще были дельны, а наблюдения разумны, пока страсть к поэзии или гордость не овладевала им. Он .огорчился, увидев, что некоторые не сочли нужным последнего записать, и между ними Пушкин.

Тогда он перешел к порокам слога.

Он вытащил из кармана сочинение Кюхельбекера — перевод из «Грозы» Сен-Ламберта — и прочел медленно, наслаждаясь:

Страх при звоне меди Заставляет народ устрашенный Толпами стремиться в храм священный. Зри, боже, число, великий, Унылых, тебя просящих...

Все заулыбались, Пушкин и Яковлев захохотали, но ему самому надлежало сохранять спокойствие.

— Это есть бессмыслица, — сказал он, — не простая, а высший род ее, ибо если стараться, сего не достигнешь. Здесь нет связи в сочленениях. Это могу уподобить только Тредиаковскому.

Не называя автора, он сказал и о причинах бессмыслицы: .

— Ничего столько не пленяет воображения молодых людей, как возвышенный слог. Они стремятся к подражанию и впадают в темноту, пустословие, бессмыслицу, 304