Читать «Юность Жаботинского» онлайн - страница 137

Версия вторая.

Жаботинский, роман «Пятеро»:

«– Что тогда было в долине Лукания?

Маруся… зашептала:

– Страшная вещь была. Я туда ехала как одержимая, с обрыва бежала как одержимая: знала, что это конец, через минуту я буду женой Алеши, я так хочу и так надо, пусть мне будет больно и страшно и все развалится навсегда. Так и сказала Алеше, даже не сказала – велела. И вдруг – даже объяснить не умею – как будто лопнула во мне пружина, и я не я, и все по-другому, чужой человек с чужим человеком. Он еще только руки протянул ко мне – и разом отстранился, и сразу всё понял. Не сказал больше ни слова, отвел меня наверх, отыскал извозчика, отвез домой, помню – зубы у меня стучали. У подъезда помог мне вынуть ключ из сумки, сам отворил дверь и снял шляпу. Я хотела сказать: “Прости ты меня Христа ради”, – ведь я за полчаса до того уже была в душе крещеная и венчанная в церкви. Ничего не сказала, и он ничего не сказал.

Маруся толчком откинулась от меня, закинула голову, потом подняла руки и долго смотрела на них в косом свете с улицы.

– Собственно говоря, – сказала она громко, равнодушно, даже усмехнувшись, – ведь у меня, собственно говоря, кровь на руках.

– Не болтайте глупостей, – отозвался я сердито.

– О, меня это не мучит. – Она говорила, в самом деле, очень спокойно. – Может быть, это мы в такое время живем: все пистолеты, виселицы, погромы. Меня кровь не пугает…»

Впрочем, обе версии говорят об одном: Маруся была влюблена в Жаботинского больше, чем в Руницкого, но Зеэв уже уклонялся от этой связи, понимая: стоит ему всерьез «коснуться» Маруси, как утонешь в этой страсти с потрохами. А он уже знал свое призвание, даже до кишиневского погрома он уже был сионистом и видел себя еврейским Гарибальди. А после этого погрома, после выступлений Владимира в прессе и на митингах все вокруг тоже увидели в нем сионистского лидера, не зря взрослый Шломо Зальцман уступил ему, двадцатидвухлетнему, место делегата на сионистском конгрессе в Базеле. И Маруся поняла это той ночью на Ланжероне, ночью, когда она предлагала ему быть ее рабовладельцем, даже провоцировала love и – перечитайте внимательно предыдущую главу. Кто не ребенок, тот понял, отчего у Зеэва все нервы в голове и в груди дрожали до струнного звона…

А не сумев добиться Зеэва даже таким способом, Маруся поехала к Руницкому, но не для того, чтобы выйти за него замуж, нет, она и сама сказала Зеэву, что не пойдет за Алексея замуж. А только – чтобы отдаться Руницкому («пусть мне будет больно и страшно») и тем самым закрыть роман с Зеэвом, перечеркнуть его, отрезать. И вот там, на даче, в последнюю минуту, честно сказала Алексею: «Да, сегодня я твоя, пожалуйста. А люблю и буду всегда любить только Володю Жаботинского».