Читать «Южнее, чем прежде (Повести, рассказы)» онлайн - страница 76

Валерий Георгиевич Попов

Когда я вышел из кино, уже светало, и можно было ехать в город.

На площади было кольцо, и стояли во много рядов полукругом узкие голубые трамвайчики. Иногда один из них, дернувшись, отходил.

Было гораздо теплее, чем у нас, пахло весной.

Я сел в трамвай, и он покатился между деревьев, потом спокойно и как бы между прочим, не обращая внимания, выкатился на площадь, где стоял огромный, ободранный, красный (словно ошпаренный), высоко и как-то колюче уходящий в небо знаменитый львовский костел.

Потом трамвай полез в гору и въехал в узкую улочку между высоких серых домов.

Здесь я оттолкнулся от трамвая вбок и, несколько раз сильно хлопнув подошвами, погасил скорость и пошел шагом.

Город действительно был необычный.

Шершавые каменные плиты тротуара. Край одной плиты отколот, и под ней — пустота, какое-то темное пространство.

Старые дома. В нишах каменные люди с поднятыми вверх глазами и ладонями.

Тесно стоят храмы. Ярко-зеленые крыши. Засохшие сети плюща на стенах. Стук шагов расходится далеко, гулко.

Очень хорошие магазины с черным кафельным фоном витрин.

Но надписи! «Панчохи». «Шкарпетки». Все кажется, что это несерьезно, в шутку.

Во Львове грипп, и все продавцы в марлевых повязках, как хирурги. Но, видно, стесняются их, сдвигают.

Удивительный томатный сок — свежий, холодный, густой. Я гляжу, как опускается сочный красный конус, внизу выливаясь в граненый стакан. Немножко соли в пену, пена оседает, солинки тонут... Теперь пить.

Я ходил из магазина в магазин и все пил этот сок, и все думал, с некоторой иронией: «Нет ничего вкусней, полезней и дешевле томатного сока. Почему же мы не пьем его все время?»

Потом я снова ехал в поезде, поезд забирался в Карпаты, и горы волнами находили со всех сторон, высокие, белые, с размытыми вершинами, с далеким черно-зеленым лесом на склонах.

Здесь снова была зима, снегу становилось все больше, он свисал отовсюду — с веток, с крыш, с платформ. И продолжал идти. Вот проехали обходчика, он стоял, провалившись по горло в мягком снегу, только вытянув вверх руку с туго свернутым желтым флажком.

На станциях, сбивая с валенок и штанов снег, входили лесорубы, с тяжелыми, круглыми, кофейного цвета бензопилами «Дружба» на плече, с военными целлулоидными планшетами, в которых виднелись коряво написанные цепляющимся, брызгающим пером, расплывшиеся чернилами наряды.

Навстречу все чаще попадались платформы с перевязанными железными тросами бревнами.

И на станциях, насколько видно, все лежали тяжелые, ровные, с отскакивающими розовыми пленками, сосновые бревна.

И в Ясинях я сошел под визг электропилы и желтый свет опилок, летящих строго в одной плоскости и падающих на снег по одной прямой линии.

Я снял маленькую, темную, уставленную старой мебелью комнату. Оставив на полу все тяжелые вещи, я тут же вышел. Снег все идет, и тает, на асфальте месиво. В воздухе все бело, сцеплено, даже гор не видно. Прекрасная погодка.