Читать «Элегия Михаила Таля» онлайн - страница 108

Штейн: Слонеодин не проходит из-за очевидного: конь-бьетеодинцэчетыредэцэкорольжесемьладьяасемыпах!

... И эта милая “болтовня” длилась бесконечно, и у постороннего возникало полное ощущение сумасшедшего дома.

'"' портить отношения с тем, кто меня обыграет. Но пусть сначала обыг

рает, не дожидаясь глашатаев и ходоков за себя»

; М. ТАЛЬ

| (“64”, 1979 г.)

“Включался” Миша и тогда, когда разговор заходил о футболе. Он был фанатичным болельщиком и часто в поездках таскал меня на любые матчи. Мне эта истерия всегда была непонятна: как не смог меня Миша научить играть в шахматы, так не смог он меня пристрастить и к футболу. Потом он уже не звал меня на футбол, а друзьям говорил: “Саська смотрит на игру, как баран на футбольные ворота!”

Иногда Мишины “включения” касались карт. Любил и с особым азартом играл в белот, которому его научил еще Роберт, и бридж. Как-то я сказала, что антверпенские дамы хотят научить меня бриджу. Миша сказал: “Саська! Это еще сложнее, чем шахматы. Тебе проще изучить японский язык”.

Эти фрагменты своих воспоминаний я привела еще и для того, чтобы сказать, что Миша был увлекающимся человеком во всем.

... В тот день, когда мы рассматривали Мишины фотографии, Гера сказал: “Не могу уговорить папу приехать в Израиль... если не насовсем, то хотя бы - полечиться...” “Сынок, - сказала я, — это бесполезно. Его звали и в Швейцарию, и в Канаду, и во Францию... Куда его только не звали! Твоему папе нравится только в одной стране - в Советском Союзе!..”

И в этом плане Миша был удивительным человеком. Я знаю, что в разных странах ему делали прямые и непрямые предложения остаться. Этот вопрос им вовсе не рассматривался. Как-то он сказал мне: “Даже если бы я обиделся на весь Советский Союз в десять раз больше, чем Корчной, я все равно бы никуда не уехал”. Но и никого из тех, кто уехал или остался, он никогда не осуждал. Он прекрасно понимал денежные и политические мотивы эмигрантов.

Миша все сделал для того, чтобы Геля и Жанночка большую часть времени при его жизни проводили в Германии в доме его поклонника и друга - старого немецкого профессора, где Жанночка, будучи от рождения не очень здоровой, могла бы нормально питаться, лечиться и заниматься музыкой... Незадолго до смерти Миши Алик Бах сказал ему: “Ты себя не жалеешь. Подумай, что будет с Гелей и Жанночкой, если что-то вдруг случится”. На что Миша ему ответил: “Не волнуйся. Они будут обеспечены”.

... Геля и Жанночка сейчас живут в Германии. Мы часто перезваниваемся. Что касается Геры, то для них он — дорогой гость...

Миша прекрасно понимал, что почем, но сам был человеком вне денег и вне политики. Он везде оставался бы самим собой, не от мира сего человеком... Однажды, еще в Риге, он сказал мне: “Саська, у меня с утра весь день болят ноги, и я не пойму, в чем дело”. Я взглянула на его ноги и расхохоталась. Он был обут в два разных ботинка. Оба - с правой ноги... Я думаю, что и в Монте-Карло он ходил бы в стоптанных туфлях.

Есть люди, которые специально создают себе образ “гениального” человека, и главным признаком гениальности они почему-то считают некую чудаковатость и непременно рассеянность. Я знаю таких людей. Но к Мише это не относилось. Он действительно был гениальным и действительно был рассеянным... У некоторых гениев отсутствует честолюбие. Мише честолюбие было присуще. Он очень любил проявление к себе повышенного интереса и всегда старался быть в центре внимания. Его это возбуждало, стимулировало. Так бывает в театре: актер лучше играет при переполненном зрительном зале. В то же время Миша никогда не старался привлечь к себе внимание искусственным путем. Он не “играл”, ничего не делал специально, не наводил лоск перед зеркалом.