Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 53

— Может, глотнешь? — спросил он неуверенно.

Я ни разу еще не пил водки, все боялся, что стану пьяницей. Но так мучила жажда, что я решился. Потянулся к бутылке и уже почти взял ее в руки, как вдруг отец оттолкнул меня, испуганно и дико крикнул:

— Пошел прочь! — и с размаху разбил бутылку о дорогу.

Потом опять мы долго шли, все молчали, и уже к вечеру отец сказал:

— Лучше умри, чем станешь пьяницей, как я…

С тех пор я больше ни разу не видел его пьяным. Он сам удивлялся, как это могло произойти, что водка оказалась ему вдруг противной. Он стал часто рассказывать мне о своем прошлом, и не просто вспоминать, а каяться, как бы казнить себя. Он говорил, что хочет написать книгу, которая будет называться «Со дна», о том, как он выбрался из беспробудного пьянства. Ему хотелось начать жизнь заново. Он мечтал поселиться в какой-нибудь глухой деревне, в красивом месте, на берегу озера, и чтобы в нашем доме не было ничего лишнего — только сколоченный из досок стол, простые скамьи, деревянная кровать, застеленная соломой, книги вдоль стен, еще гитара и ружье. Работать он собирался не кровельщиком, не печником и не плотником; ему хотелось пахать землю или пасти коров.

— Я хочу вылечить себя от всего дурного, что было во мне, — признавался отец. — Хочу надышаться чистым воздухом, насмотреться на деревья, наслушаться птиц. И чтобы каждый вечер в наш дом приходили все, кто захочет послушать мои песни и рассказы. А рассказать у меня есть о чем. Ой, сколько бы я мог рассказать!..

Деревенская жизнь, которую представлял себе отец, казалась и мне красивой, привлекательной. Я торопил его найти такую деревню, где мы могли бы остаться навсегда. Отец охотно соглашался, что мы не должны больше бродяжить, и обещал в ближайшие дни остановиться именно там, где нам будет хорошо, но внезапно его планы менялись и он говорил:

— Нет. Мы с тобой не приспособлены к деревенской жизни. Мы горожане, ленинградцы. Нам во что бы то ни стало нужно вернуться на родину, домой. Ты только потерпи. Нам сейчас нельзя ехать в Ленинград, меня не пустят туда, еще не пришел мой срок. Вот когда стану совсем свободен…

Я догадывался, что отцу не разрешают вернуться домой потому, что он сидел в тюрьме. Мы не говорили об этом, но я понимал, что это именно так. И я ждал. Я очень ждал нашего счастливого будущего, но внезапно пришла беда.

В середине лета тысяча девятьсот сорок восьмого года, когда мне исполнилось уже тринадцать лет, мы поселились в Стерлитамаке. Там отец поступил на стройку. Нам дали маленькую комнату с одной кроватью, на которой мы спали вместе.

Однажды вечером мы жарко натопили печь каменным углем. Сварили себе еду, поели и легли спать. Утром я проснулся с тяжелой головой, больно было даже открывать глаза. Ноги не слушались, одеревенели. Подташнивало, хотелось воды. Я удивился, что отец еще спит. Обычно он вставал раньше меня, а тут, вытянувшись во весь рост, он лежал на спине большой, широкоплечий, а на его лбу, на разгладившихся полосах морщин были крупные капли пота. Я стал его тормошить, но он не просыпался. Подергал за волосы, за нос, за уши — отец даже не открыл глаз.