Читать «Чешские юмористические повести. Первая половина XX века» онлайн - страница 349

О, это дьявольское непостоянство — слава тебе! Если б не ты, мир так и стоял бы на месте, застыв в унылом однообразии богом заведенного совершенного порядка!

Приблизительно через год после отправки письма я шел из «Манеса»  по Мысликовой улице, неся под мышкой японскую гравюру, завернутую в бумагу. Я был расстроен, как барочный орган во время пасхального богослужения.

Полдня я впустую мотался по редакциям и издательствам.

— Перерасход авансов! Зайдите еще!

Додя уже второй месяц жила у меня. Она появилась на третий день после моего возвращения из Парижа. Я сидел без гроша в кармане и как раз дописывал восторженную статью о цирке Медрано и его клоунах, братьях Фрателлини. Я даже не слышал шагов на лестнице. Дверь тихо отворилась…

— Что тебе? — от неожиданности я скосил глаза и заморгал.

— Нельзя ли остаться здесь дня на три, родителей выселяют по судебному иску из квартиры, и они перебираются на новое место.

— А как же твой банковский чиновник? Женитесь вы или нет?

Они непременно поженятся, но сейчас к нему приехали отец с матерью из Кардашовой Ржечицы, и оставаться там было бы неловко…

— Ага! Неловко! — сказал я.— Что ж, проходи и садись!

Как только я дописал статью об элементах дадаизма в цирковом искусстве, она принялась накрывать на стол.

— Зачем это? — спросил я, думая, что надо бы изменить начало статьи.

— У меня в сумочке случайно оказалась пара ростбифов, и я их поджарила.

Я взглянул на нее. Она была тихой, осунувшейся, ходила на цыпочках, чтобы мне не мешать.

Поскольку я забыл пойти пообедать, все это пришлось очень кстати. Она принесла пиво. Подсела ко мне на кушетку.

— Мирек, ты относился ко мне лучше всех — я понимаю, что вела себя плохо! Ты еще хоть чуточку любишь меня — Мирек, Мирек?..

— Сама знаешь — еще как! — я отодвинулся.

— От меня пахнет карболкой?

— Нет!

— Я только что из больницы. Желчный пузырь!

— Ага! — поморгал я.— Желчный пузырь!

— Ничего страшного, Мирек! Ты не бойся!

— Ну, ясное дело! Говорю, за два дня дом не развалится!

— Спасибо тебе огромное! — она вытерла слезы, вытерла заострившийся голубоватый носик.— Здесь где-нибудь можно найти носильщика?

— Скорее всего на Флоре!

Только я начал переделывать статью, она уже вернулась с носильщиком и двумя чемоданами.

— Будь добр, заплати, пожалуйста, у меня нет мелочи!

Я дал носильщику денег.

— Маловато,— сказал он,— а ожидание?

— Какое ожидание? — спрашиваю.

— Барышня велела, чтобы я ждал за углом, обещала, что и часа не пройдет.

Я взглянул на часы.

— Вы правы, и часа не прошло! — сказал я и сердито посмотрел на Додю.

В другое время она бы набросилась на меня с руганью, а теперь стояла тихая, какая-то отсутствующая.

Она изменилась в лучшую сторону. Стихами она по-прежнему не интересуется, зевает от них во весь рот, но в живописи понимает толк. Особенно в японской. Вот сейчас я принесу ей «Фудзияму» Хокусаи , она вскрикнет от радости, захлопает в ладоши, как дитя, и непременно меня поцелует.

Погруженный в свои думы, я прошел Мысликовую улицу и свернул на Лазарскую.