Читать «Чешские юмористические повести. Первая половина XX века» онлайн

I

ядюшка Флориан Ировец, зборжовский староста, так резко приподнялся на постели, доверху заваленной пуховыми перинами, что чуть не всполошил мух, густо облепивших деревянный потолок.

Но они только зажужжали, словно пчелы в потревоженной колоде.

Старый Ировец зря пялил глаза — в горнице была тьма непроглядная, темнее той, что ползла в третьем часу ночи через низкое оконце с деревенской площади; и он не увидел ничего, кроме двух горячих угольков — глаз кота Морица, разбуженного скрипом кровати.

Двери в горницу, зимой и летом обитые соломенной рогожкой, закрывались всегда тихохонько; сейчас же, распахнутые настежь, они взвизгивали, как старый инструмент цапартицкого шарманщика, приводивший по субботам в неистовый восторг всех зборжовских собак.

Ировец таращился на дверь все еще будто во сне. От страха у него зуб на зуб не попадал. Трясущейся рукой он дотронулся до плеча тетушки, которая лежала рядом на честном супружеском ложе. С виду тетка Маркит была существо тщедушное — в чем душа держится! — а храпела так, что лошади в конюшне шарахались.

Сама она не раз говаривала — мол, сон у нее легкий; и чуть дядюшка коснулся ее плеча — старуха подскочила как ужаленная.

— Господи Исусе, Маркит,— выдохнул дядюшка.— К нам пожаловал святой Фролианек! В горницу вошел, у самой нашей постели стоял.— Ировец весь дрожал как осиновый лист.— Токото удалился, вон еще двери ходят.

— Дева Мария со мной, охрани мя Иосиф святой! Господи, избави нас от лукавого,— перекрестилась тетушка и мигом спрыгнула с постели.— Свят, свят! — забормотала она, ибо в небе трижды сверкнула молния, а за единственным оконцем, выходившим на площадь, заполыхало, точно за печной заслонкой. В трубе ветер взвыл с такой силой, что кот Мориц не утерпел.

Шасть за порог — и хвост торчком!

Дверь за ним хлопнула, но не затворилась и продолжала скрипеть, вроде бы — диковинное дело! — что-то мешало ей закрыться.

На дворе громыхал гром, не иначе — у чертей свадьба, а какая-то калитка все бухала и бухала, словно одержимая.

Дядюшка и тетушка уставились друг на друга с раскрытыми ртами. По спине у Ировца забегали мурашки. Тетка Маркит глаза выпучила, вот-вот наружу выскочат. Корявый ее палец указывал на новую причину ужаса.

То был синеватый шнур, толстый, как вожжа. Гроза вдруг стихла, чуть посветлело, как светает в четвертом часу утра в пору сенокоса, и тетя Маркит увидела, что туго натянутый шнур тянется из дядюшкиной пятерни куда-то в открытую дверь. Дядюшка сжимал в руке фиолетовую кисть,— ну, точнехонько такую, как на шнуре, которым цапартицкий пан декан подпоясывает сутану во время воскресной службы.

— Приходил к нам святой Фролиан,— рассказывал дядюшка дрожащим голосом, держа кисть, будто она раскаленная, но при этом не разжимая кулака.— Пожаловал он сюда, двери отворил, кувшин поставил у плиты, идет к нашей постели, шпорами брякает. И говорит мне: Фролиан Ировец, говорит, за то, что ты… Словом, недаром я вчерась народ уламывал часовню новую посвятить патрону моему, Фролианеку. И ведь уломал-таки! За это, говорит, на тебе подарочек, награду то есть — и подает мне эту самую кисть.