Читать «Честь мундира. Записки полковника» онлайн - страница 6

Когда мы вышли из здания, водитель новенького, сверкающего лаком черного «Мерседеса» со слащавой услужливостью хорошо натренированного лакея открыл перед генералом заднюю дверь машины. Городецкий как-то подозрительно осмотрел иномарку и вдруг громко объявил:

– Спасибо, но я и пешком домой дойду… Я на ворованной иномарке не езжу!

После этих слов на лице водителя германского «мерса» появилось такое выражение, словно ему в суде объявили суровый приговор за хищения в особо крупных размерах.

Я, конечно, сразу догадался, почему генерал сказал о «ворованной иномарке», – в то время еще не застыли в Москве разговоры о «Мерседесе» S-500, который при весьма мутных обстоятельствах достался министру обороны России Павлу Грачеву в качестве подарка от благодарного командования выведенной из Германии Западной группы войск (после чего к министру и прилипло прозвище «Паша-мерседес»).

Молча мы вышли на Знаменку. На перекрестке Городецкий остановился у пешеходного перехода и, выждав разрыв в потоке машин, двинулся на другую сторону дороги, – к углу старого здания Минобороны. Я неотступно следовал за ним, как верный оруженосец. На узком тротуаре у старинного здания мы повернули направо. Тут вдруг генерал остановился, принял стойку «смирно» и отдал честь бронзовому бюсту маршала Жукова, пристроенному к стене. Затем Городецкий повернулся ко мне, взял из моих рук букет цветов и стал прилаживать его на железную полочку под бюстом. Букет был большим и тяжелым, и никак не помещался на полке. Я помог генералу привязать его к бронзовому завитку у груди маршала. Григорий Иванович еще раз бросил ладонь к белому виску, тяжело вздохнул и негромко сказал:

– Эх, Георгий Константинович, Георгий Константинович… Знали бы вы…

Он что-то еще пробубнил еле слышно, но среди угрюмых слов его я разобрал лишь «твою мать»…

По тому же узкому тротуару у стен старинного здания с лепниной мы двинулись в сторону бульвара и прошли мимо памятника Гоголю. Мой генерал жил на Сивцевом Вражке. Он пригласил меня к себе домой.

В его квартире, пахнувшей лекарствами и старой кожаной мебелью, царил холостяцкий бардак, – жена генерала лежала в госпитале. Мы сели на кухне. Стрелки старых напольных часов, стоявших в коридоре, подкрадывались к двенадцати. Я попросил у Городецкого разрешения позвонить домой, – чтобы жена не волновалась. А заодно сообщил ей номер телефона хозяина квартиры.

Григорий Иванович достал из холодильника бутылку «Распутина» и поставил ее передо мной. Пока я наливал водку в рюмки, на столе рядом с хлебницей появилась початая трехлитровая банка с солеными помидорами, а следом за ней – блюдце с желтыми полосками тонко нарезанного и присохшего уже сыра. Один край у них был загнут, из-за чего они были похожи на крохотные лыжи.

– Ты пей, пей, – сказал мне Городецкий, – я все равно с тобой чокаться не буду.

Эти его слова были похожи на чеку, вырванную из гранаты, застрявшую во мне, – я еле сдерживал себя, чтобы не взорваться. Лютое возмущение этим генеральским унижением бурлило в душе. Я сидел, сцепив зубы и не поднимая глаз на генерала. Я не понимал смысла его оскорбительных для меня слов и действий. Хотелось встать и уйти, не прощаясь. Но я приказал себе терпеть. Такой был день.