Читать «Чертоцвет. Старые дети (Романы)» онлайн - страница 108

Родственник рассказывал, что там же, на рынке, прямо на земле, сидели нищие, на теле — страшные нарывы. В грязных берлогах за копейки несчастным предоставляли ночлег. Утром тот, кто был жив, поднимался с соломы, а тех, кто ночью испустил дух, складывали на телегу и увозили за город, в яму.

Кто знает, может быть, родственник что и преувеличил.

Как выяснилось позже, сам он едва унес ноги из Петербурга — чуть было не отдал концы там, подобно нищему на рынке.

Родственник работал в дубильной мастерской. Им привезли, как обычно, большую партию овечьих шкур, и работа шла своим чередом. Вскоре после того, как заквасили первую связку шкур, несколько рабочих захворало. Только принялись за следующие шкуры, смотрят — уже семь человек лежат пластом. Старые дубильщики заподозрили неладное. Один, который посмелее, осмотрел больных и обнаружил на их теле зловещие смертельные волдыри. Мужчины стали перешептываться: вместе с овечьими шкурами сюда была занесена сибирская язва.

В тот день, когда первый из заболевших умер, родственник дал ходу из дубильной мастерской. Даже жалованья не взял у хозяина. Он прямиком отправился в свою каморку и с ног до головы вымылся уксусной водой. Собрав в узел кое-какие необходимые пожитки, он стал пешком добираться из Петербурга домой. У каждого встречавшегося ему ручья он раздевался догола и ополаскивал тело. Добравшись через три недели домой, он у ворот скинул с себя всю одежду — на его коже не было ни царапинки, не говоря уже о смертельных волдырях. Убедившись, что опасность миновала, он решился предстать перед своими. Этого испуга оказалось достаточно, чтобы бросить нужную профессию дубильщика. Уже взрослый, с бородой, родственник поступил в ученики к портному из немцев. Его пальцы ловко держали иглу, и мужчина с приветливым характером вскоре стал незаменимым мастером. Он не отказывался ни от каких заказов и шил какую угодно одежду; только когда ему приносили мех, мрачнел и хмурился.

Меж тем жители этих краев принялись с огромным рвением выращивать привезенных из России овец романовской породы. Таниелю без конца несли шкуры, шерсть белая, вьющаяся и мягкая, как шелк. Если таким мехом подбить полушубок, можно без страха блуждать по Долине духов и ночь проспать в сугробе — холод не проберется к телу.

Таниель намотал себе на ус поучительные рассказы родственника. Прежде чем браться за великолепные шкуры, он развешивал их на веревке — пусть проветрятся. Один-единственный громкий вскрик Явы на всю жизнь сделал Яака калекой — Таниель не смел из-за овечьих шкур подвергать опасности всю семью, жившую в баньке.

А в деревне одобрительно говорили, что Таниель не боится труда и отбеливает шкуры — вещь должна получиться отменной.

Особенно много неблагодарных хлопот было у Таниеля с женскими шубами. Шуба не должна была давить на слабые плечи женщин, и Таниель делал все возможное, чтобы она получалась нежной и воздушной. Матис натесал досок для Таниелевой работы и сколотил из них большие щиты. Намочив шкуру снизу — против моли Таниель добавлял к воде размоченные листья багульника, — он клал ее на щит и натягивал так, чтобы она становилась тоньше, а затем гвоздиками прибивал края к доске. Когда шилась шуба, семья должна была потесниться. Шкуры, сушившиеся на щитах, занимали целую стену дома. Таниель следил, чтобы помещение не было чрезмерно натоплено. От жары шкуры делались ломкими.