Читать «Черные крылья» онлайн - страница 199
Иван Кузнецов
– Это было неверное решение.
Фраза звучала как приговор. Мы оба понимали, какова здесь цена неверного решения.
Пока я оставалась совсем одна, но общалась телепатически с операторами обеспечения и чувствовала поддержку группы слежения, я жила и действовала с сильным ощущением невидимой защиты, оберегавшей меня в том числе и от совершения опасных ошибок. После того как я стала работать с Германом, сеансы телепатической связи постепенно превратились из рабочих в подстраховочные, стали реже, короче.
Теперь, когда наладились регулярные встречи с живым, реальным человеком с Родины, настоящим профессионалом, я наконец в полной мере осознала, что работаю на собственный страх и риск. Я перестала опираться на нейроэнергетические связи, и они стали казаться блёклыми, далёкими. Между тем Герман не предотвратит моих промахов и не поможет расхлебать их последствий, потому что это попросту невозможно. Он мог только выслушать меня и дать дельные инструкции. Остальное – сама. Одна…
Только теперь я догадываюсь, почему Герман вёл себя настолько сурово со мной. Он видел и мою неопытность, и юношескую незрелость. Он не мог не переживать за меня. К тому же из дома, где тоже беспокоились, его дополнительно подогревали. Я слишком уважала этого человека, чтобы копаться в его глубоко потаённых чувствах. А он в глубине души отчаянно переживал и за меня, и за общее дело, к которому я оказалась через него причастна и которое могла провалить одним неосторожным шагом. Потому и строжил меня до потери пульса: чтоб отвратить беду…
Кое-как продремав до утра кто где, отправились в обратный путь. Без Йозефа пришлось перемещаться поездом. Серое, низкое небо, голые деревья, зелёная трава лугов, поля – то чёрные, то покрытые жухлой стернёй, серые каменные дома. Стук колёс, мерное покачивание. Протрезвевшие, задумчивые, мужчины спокойно беседовали о каких-то несущественных служебных делах: кому-то задерживают очередное звание, у кого-то строг начальник, кто-то жалуется на качество питания, а другой доволен пайком, кто-то из сослуживцев рассказал курьёзную историю…
Я вполуха, да прислушивалась: разве не важно, например, узнать, что кого-то из научных подразделений, по слухам, переводят в действующую армию? Я приняла информацию к сведению, но я была далеко.
С самого начала, как поезд тронулся, мне вспомнилась теплушка, что неторопливо катила из Москвы сквозь страну, в эвакуацию. Теплушка с жарко натопленной печкой-буржуйкой, с маленьким окном, за которым проплывали незнакомые, но чем-то такие родные пейзажи. Дверь тамбура распахнута до упора, колёса не стучат – грохочут, вагон встряхивает на стыках, за дверью – невообразимая ширь волжских просторов. Мужчины в военной форме и девушки, одетые по-домашнему, сидят, тесно сгрудившись, на деревянных нарах, покрытых жёсткими шерстяными одеялами, вокруг узкого, сколоченного из грубых досок стола. Неоглядные дали по сторонам, живописное осеннее Предуралье, поражающие взгляд своей бескрайностью, залитые солнцем степи, таинственные горы с чудными белыми вершинами. Снег? Откуда ж там снег, если вокруг его нет?! Песни, весёлые разговоры, лото; затаённая горечь, напряжённое ожидание; учёба. Стук колёс, затерянные во Вселенной полустанки. Ворожба пространства и времени. Великие энергии. Товарищи и подруги. Внимание, забота, доверие, чувство причастности к большому и важному делу, сплочённости и острого интереса…