Читать «Черниговка (Дорога в жизнь - 3)» онлайн - страница 144

- И меня покатаешь? - всхлипывая, спросил Юра.

- Всех покатаю! А сейчас все будут лежать тихо и спать... спать... спать...

- Сядь ко мне!

- Нет, ко мне!

- Я сяду вот здесь и всем спою песню... Только надо спать... Тихо... Спать!

Я села на низкую скамеечку у дверей и запела. Пела долго, тихо, на одной ноте, боясь встать и спугнуть наступившую понемногу тишину.

Когда я вышла, в соседней комнате сидела на подоконнике Ира. Она была бледна, губы сжаты.

- Я хотела помочь вам, да потом решила - не надо. Много народу хуже... - промолвила она. Потом подала мне листок: - Это я нашла в кармане у Катеньки.

Я встала под лампой и прочла:

Я знаю, будет мир опять

И радость непременно будет.

Научатся спокойно спать

Все это видевшие люди.

Мы тоже были в их числе

И я скажу тебе наверно,

Когда ты станешь повзрослей,

Что значит тьма ночей пещерных.

Что значит в неурочный час

Проснуться в грохоте и вое,

Когда надвинется, рыча,

Свирепое и неживое,

И в приступе такой тоски,

Что за полвека не осилишь,

Еще не вытянув руке,

Коснуться чудищ и страшилищ:

Опять, опять ревут гудки,

Опять зенитки всполошились.

И в этот допотопный мрак

Под звон и вопли стекол ломких

Сбежать, закутав кое-как

Навзрыд кричащего ребенка.

Все, как на грех, перемешать,

И к волку приплести сороку,

И этот вздор, едва дыша,

Шептать в заплаканную щеку.

Но в дорассветной тишине

Между раскатами орудий

На миг приходит к нам во сне

Все то, что непременно будет:

Над нашим городом опять

Рубиновые звезды светят,

И привыкают мирно спать

Сиреной пуганные дети.

Я подняла глаза на Иру Феликсовну и повторила:

Все, как на грех, перемешать,

И к волку приплести сороку...

- Я потому и вспомнила. Я нашла этот листок, когда раздевала ее перед мытьем. Но тогда недосуг было показывать. Я спрятала и забыла. А теперь стояла, слушала, и вот...

* * *

- А справлюсь? - спросила Валентина Степановна и тотчас сама ответила: - А конечно, справлюсь. Ну что ж, добивайтесь... Я работы не боюсь.

Это было верно. Весной ее мобилизовали на посевную, летом - на сенокос, осенью - на уборку урожая. Она делала всю работу по дому и никогда не жаловалась на усталость. Была добра и терпелива. Любила детей. Она бывала грустна в те дни, что для другой женщины были бы самыми счастливыми: плакала, когда приходили письма с фронта, Они были недобрыми, эти письма. А может, они были самые обыкновенные, да только не такие, каких ей хотелось.

- А та... Лариса... получает? Не знаете, Галина Константиновна?

- Не знаю, - говорила я, и говорила неправду.

Вот и поэтому еще надо было ей начать работать. Не от случая к случаю, не от посевной до уборочной, не от сенокоса до лесозаготовок, а постоянно, да не просто, а чтоб работа заполняла душу.

Я стала добиваться - и добилась. Татьяна Сергеевна перевелась в ближний леспромхоз счетоводом. А Валентине Степановне мы передали малышей. Для нее не было ни сопливых, ни грязных, ни надоедливых, и она быстро освоилась с работой. И в первый же день с ней увязалась Вера.

Вера любила малышей - Антошу, Юлю. Но старшие - Лена и Егор - стесняли ее; они слишком много знали о ней, о том, что случилось в ее семье. И потом, самолюбивая, она не желала быть третьей в этой крепкой дружбе. Она хотела быть очень-очень нужной кому-то, незаменимой, единственной. Эта девочка знала, что в мыслях и в сердце матери она давно уже занимает не первое место. А здесь она сразу же стала и нужна и любима.