Читать «Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)» онлайн - страница 7

Серена Витале

Перевод писем на русский оказался затруднён в связи с тем, что язык оригинала сбивчив, подчас бессвязен и далёк от литературной грамотности. Ради выявления смысла переводчик вынужден был иногда отходить от скрупулезной идентичности. Однако чрезмерное выглаживание авторской стилистики мы сочли неоправданным.

Общее число писем Дантеса к Геккерену — двадцать пять. Первое помечено 18-м мая 1835 года, последнее даты не имеет, но датируется нами 6-м ноября 1836 года исходя из сопоставления контекста письма с известными событийными вехами тех дней.

Первое из писем написано вскоре после отъезда Геккерена из Петербурга и представляет собою ответ на письмо посланника Дантесу. Посвящённое прежде всего воспоминанию о проводах Геккерена до Кронштадта и собственному возвращению обратно в Петербург, это письмо задаёт общий и в дальнейшем неизменный тон остальным письмам. Уверения в преданности и любви к Геккерену, выражения благодарности за сделанные им подарки перемежаются светскими сплетнями, полковыми новостями, в которых особое место занимают заботы и связанные с ними волнения по поводу собственной карьеры. Ни единого раза не идёт речь о какой-нибудь прочитанной книге, нет упоминаний и о театральных постановках, а имена актёров французской труппы всплывают в письмах только в связи с театральными скандалами и сплетнями. Ими в полной мере кормит Дантес своего приёмного отца.

Письма вносят дополнительные штрихи в психологический портрет Дантеса, который сложился у нас на основании всех ранее известных фактов и мемуарных свидетельств. Для нас в этих письмах ценно прежде всего то, что они обращены к человеку, с которым Дантес вполне откровенен. Маска светских условностей сброшена, он не встаёт ни в одну из тех поз, которые демонстрирует на людях. Не снимается только одна маска — признательного и любящего друга.

Главной заботой Дантеса является, несомненно, карьера — ей подчинено всё. О каких бы скандальных происшествиях в Петербурге ни сообщал он своему приёмному отцу, он с удовлетворением отмечает свою непричастность к ним и тем самым отсутствие пагубных последствий на служебном поприще. Так в письме от 1 сентября 1835 года, поведав Геккерену об очередной выходке своих однополчан-кавалергардов, он замечает: «…я определённо не хотел бы оказаться на их месте, ведь карьера этих бедняг будет погублена, и всё из-за шуток, которые не смешны, не остроумны, да и игра эта не стоила свеч». В этом весь Дантес, такой, каким он проявит себя и в истории с Пушкиным.

Очень характерен с этой точки зрения его рассказ в письме от 2 августа 1835 года о празднике в Графской Славянке под Павловском, в имении графини Юлии Самойловой, или Жюли, как Дантес её называет. Описание этого праздника мы встречаем и в письме Ольги Сергеевны Павлищевой, сестры Пушкина, своему мужу Николаю Ивановичу от 12 сентября того же года из Павловска: «Кстати о новостях: Его Величество разрешил графине Самойловой удалиться при условии не появляться ни в Москве, ни в Петербурге. Недавно она вздумала устроить деревенский праздник в своей Славянке, наподобие праздника в Белом Доме Поль де Кока; поставили шест с призами — на нём висел сарафан и повойник: представьте себе, что приз получила баба 45 лет, толстая и некрасивая! Это очень развлекло графиню, как вы можете представить, и всё её общество, но муж героини поколотил её и всё побросал в костёр. […] Говорят, что офицеры, которые явились без позволения на этот праздник, назавтра были под арестом» (Письма Ольги Сергеевны Павлищевой к мужу и к отцу. 1831—1837. СПб., 1994. С. 107). В числе провинившихся Дантеса не было. Он пишет Геккерену, что «почёл за лучшее не бывать там, раз император так решительно высказался против тех, кто запросто посещал этот дом». Осторожность и ещё раз осторожность руководят поведением Дантеса.