Читать «Чакра Фролова» онлайн - страница 257

Всеволод Бенигсен

– Глянь-ка, сосед твой там не отмучился, часом?

– Нет, – глухо ответил сосед, услышав вопрос.

– Значит, живой, – удовлетворенно кивнул старик. – Ты уж подавай признаки жизни, что ли…

– А зачем? – спросил сосед, не поднимая головы.

– Труп место занимает, – обстоятельно пояснил старик. – Доедем до пересыльного. Там тебя выкинем. А ты, может, живой еще. Вот тебе и «зачем».

На это сосед ничего не сказал. Но старик уже настроился на разговор.

– Ты сам откуда будешь?

– А тебе к чему?

– А ты не горячись. Мало ли, может, знакомые общие…

– Нет у нас с тобой общих знакомых, – отрезал сосед и, кажется, собрался добавить крепкое словцо, а, может, и два, но передумал.

– А фамилия какая?

– А что тебе до моей фамилии? В следователи записался, что ли? Ну, Кантюков. Успокоился?

– Кантюков, – попробовал на вкус фамилию старик. – Не из тверских будешь? А то знал я одного Кантюкова. В 35-м году за изнасилование сидел. Хороший человек был.

– Тьфу ты! – сплюнул летчик. – Пакость какая.

И добавил, видимо, желая отбиться от нежелательного родства с насильником:

– Не из тверских я. Летчик я. Немцем сбитый.

– Значит, пленный.

– Сам ты пленный. Я в лес ушел. В партизаны.

– За что ж тебя взяли?

– За то что с парашютом выпрыгнул.

– А-а… значит, проявил трусость в боевых условиях.

– Умный ты больно, дед. Трусость… Да меня машина уже не слушалась. Я и направить ее на фрицев не мог. Да и потом у меня, знаешь, сколько вылетов! Я бы мог еще летать. Такие, как я, на вес золота.

– Ага. На вес. То-то я и гляжу, что тебя, как принца, в отдельном вагоне везут.

Летчик хотел было вспылить, но сверкнувшие злым огнем глаза в следующее мгновение потухли и снова слились с серым небритым лицом.

– Это не разобрались покамест, – пробурчал он. – Просто некому было подтвердить, что я партизанил. Отряд разбили. Командир погиб. А потом разберутся.

– Это точно. Разбираются тут быстро.

Но летчик ушел в себя и на старика больше не реагировал.

Сарказм последнего был, в общем, оправдан, но раздражал, поскольку каждый верил в счастливый исход. Кроме надежды, у этих людей ничего и не было. Получалось, что старик отбирал последнее. А взамен давал знание жизни. А кому оно нужно, знание-то это?

– Табачком бы разжиться, – скрипнул старик напоследок и умолк.

Когда поезд встал, стало ясно, что это уже не просто остановка. Это был пересыльный пункт. С улицы доносился лай собак и крики конвойных.

– Сейчас начнут выбрасывать, – прокомментировал происходящее старик и посмотрел на Фролова. – Ты меня держись. Я ушлый. Дурного не посоветую.

Фролов кивнул, хотя не был уверен, что так уж хочет выжить. Сейчас ему казалось, что все пришло к какому-то логическому концу. Всю жизнь он думал, что сможет обрести смысл своего существования в творчестве, в действии, в применении своего таланта. Но теперь он подумал, что, возможно, смысл был именно в его отказе от применения своего таланта, как ни парадоксально это звучало. Ему предложили снять фильм, а он отказался. Как знать. Может, только ради этого он и родился. Жалкая доля секунды, когда от него что-то зависело. Когда мир крутился вокруг него и от него ждал решения. И Фролов это решение принял. Можно сказать, что это стоило ему жизни, но на самом деле до этого мгновения он был никем и ничем. Образно выражаясь. Теперь ему предстояло стать никем и ничем в буквальном смысле – то есть лагерной пылью. Но именно сейчас он ощущал себя чем-то большим, чем он был до того. Он вдруг вспомнил о Невидове и подумал, что чем-то их судьбы оказались схожи. Всю жизнь Фролов был никому не нужен. Ни как человек, ни как художник. Он был нужен ради каких-то целей, которые лично его нисколько не интересовали и достижение которых не делало его незаменимым. Но благодаря им создавалась иллюзия нужности. «Артек», немецкая пропаганда, съемки битвы за Невидово – звенья одной цепи. Но ведь и Невидово интересовало Красную армию или вермахт далеко не в качестве красивой патриархальной деревни или, скажем, уникального уголка природы.