Читать «Цирцея (др. пер.)» онлайн - страница 5

Хулио Кортасар

Чем дальше, тем рассказывать становится труднее, подробности нашей истории незаметно путаются с другими, не имеющими к ней отношения, и все больше мелких подлогов скапливается в памяти за внешней стороной воспоминаний; кажется, впрочем, что он стал все чаще навещать дом Маньяра, все глубже входил в жизнь Делии, ее вкусы и капризы — так, что старики, правда в довольно осторожной форме, однажды попросили его позаботиться о Делии, и он стал покупать ей все необходимое для приготовления ликеров, фильтры и воронки, а она принимала эти подношения с торжественной серьезностью, в которой Марио чудились проблески любви или, по крайней мере, более спокойное отношение к умершему прошлому.

По воскресеньям после обеда он оставался за столом со своими, и матушка Седесте, пусть и без улыбки, но вознаграждала его за это лакомым куском десерта и свежим, горячим кофе. Шушуканья тоже в конце концов прекратились, по меньшей мере о Делии не говорили в его присутствии. Кто знает, что было тому причиной — пара затрещин, которые он влепил младшему сынку Камилетти, или то, как он резко обрывал все поползновения матушки Селесте, но Марио стало казаться, что ему удалось заставить их задуматься, что они простили Делию и даже по-новому относятся к ней. Он никогда не говорил о своей семье в доме Маньяра, так же как не упоминал свою подругу в воскресных послеобеденных разговорах. Он даже почти поверил в возможность двойной жизни, в четырех кварталах одна от другой; угол Ривадавия и Кастро Баррос служил как бы мостом, удобным и необходимым. У него даже появилась надежда, что будущее сблизит их дома и их семьи, равнодушное к тому темному и отчужденному, что — он чувствовал это иногда, наедине сам с собой — все же происходит.

Кроме него, к Маньяра никто не ходил. Это отсутствие родственников и друзей слегка удивляло. Марио не пришлось выдумывать какую-то особенную манеру звонить в дверь, все и так знали, что это он. Декабрь выдался жаркий, дождливый, Делия как раз готовила крепкий апельсиновый ликер, и они пили его, радостные, пока за окнами бушевала гроза. Старики Маньяра попробовать ликер отказались, уверяя, что им будет от него плохо. Делия не рассердилась, но, словно вся преобразившись, затаив дыхание следила за тем, как Марио сосредоточенно цедит из крошечной сиреневой рюмки жгуче пахнущую ярко-оранжевую жидкость. «Бросает в жар — умираю, но вкусно», — приговаривал он. Делия, вообще говорившая мало, когда была довольна, заметила: «Я сделала его для тебя». Старики глядели на нее, словно желая прочесть в ее глазах тайну рецепта, мельчайшие подробности двухнедельной метаморфозы.

О том, что Роло нравились ликеры Делии, Марио узнал по нескольким словам, оброненным стариком Маньяра, когда Делии не было в комнате: «Она часто готовила ему напитки. Но Роло боялся за сердце. Алкоголь вреден для сердца». После такого деликатного намека Марио теперь понимал, откуда взялась та свобода, с какой Делия себя держит, с какой садится за пианино. Он едва не решился спросить у стариков, что нравилось Гектору, чем — сладким или ликерами — угощала Делия Гектора. Он подумал о конфетах, которые Делия снова пробовала делать и которые сушились сейчас разложенные рядами на полке в комнате перед кухней. Что-то подсказывало Марио, что конфеты у Делии получатся необыкновенные. После неоднократных просьб он добился: она разрешила ему попробовать штучку. Он уже собирался уходить, когда Делия принесла ему на пробу конфету, белую, воздушную, в мельхиоровой розетке. Пока он медленно жевал конфету — пожалуй, чуть горьковато, редкое сочетание привкуса мяты и мускатного ореха, — Делия стояла, скромно потупясь. Похвалы она решительно отклонила; это была всего лишь проба, пока еще совсем не то, чего она хочет. Однако под конец следующего визита — тоже вечером, когда прощальные сумерки уже сгустились вокруг пианино, — она дала ему попробовать еще. Чтобы отгадать вкус, Марио должен был закрыть глаза, он подчинился и не сразу угадал легкий, едва уловимый вкус мандарина, исходящий из самой глубины шоколадной массы. Что-то мелко похрустывало на зубах, ему так и не удалось уловить вкус, но все равно было приятно почувствовать хоть какое-то сопротивление в этой вязкой сладкой мякоти.